Вирджиния сидела возле кроватки Эбби, глядя на кружащий за окном снег. Хардести отсутствовал вот уже неделю, однако его умирающей девочке теперь не помогли бы и тысячелетние скитания ее отца. Да и чем бы он мог ей помочь? Дети тоже смертны. Совсем недавно они умирали куда чаще, чем взрослые. Вирджинии представлялось кладбище для нищих (хотя она никогда не бывала на подобных кладбищах), на котором она видела едва ли не полсотни стоявших на снегу маленьких гробиков и могильщиков, спешивших вырыть до наступления темноты достаточно вместительную яму.
Вирджиния погрузилась в дрему. Она оказалась по щиколотку в снегу и, услышав какой-то грохот, обернулась. Мимо нее проезжал экипаж, запряженный черной лошадью. Она принялась озираться по сторонам и увидела, что садовая ограда, деревья и фонари стали серыми от снега. В тот же миг она оказалась в парке, разбитом на берегу озера. Стояло лето. Она шла мимо белых скамеек по узкой дорожке и катила перед собой детскую коляску. Отражавшиеся в воде деревья поражали ее пышной листвой и своими огромными размерами. Город находился в густом лесу. Она склонилась над пустой коляской и вспомнила о том, что ее ребенок остался в озере.
Летний свет померк, и Вирджиния оказалась в сумрачном коридоре, стены которого были обшиты деревом, а пол выложен каменной плиткой. Когда ее глаза привыкли к полумраку, она увидела стоявшего возле перил больного ребенка, одетого в старомодный халатик. Девочка с распущенными волосами сосала палец и покачивалась из стороны в сторону. Она могла умереть в любую минуту, но до нее никому не было дела. Вирджиния хотела подойти к ребенку, однако тело перестало ей повиноваться. Она попыталась заговорить с девочкой, но ей не удалось издать ни единого звука, и она залилась горькими слезами.
– Давай-давай, просыпайся! – громко сказала госпожа Геймли, пытаясь растрясти дочь. – Не время спать. – Увидев, что Вирджиния открыла глаза, она спросила: – Как там наша малышка, не лучше?
Посмотрев на опутанную трубками и проводами Эбби, Вирджиния молча покачала головой.
– Когда придет доктор, – сказала госпожа Геймли, – мы выйдем на улицу и хотя бы немного подышим свежим воздухом. Ты не выходила вот уже неделю.
– Где ты была? – спросила Вирджиния, удивленно глядя на госпожу Геймли, щеки которой были красными, как румяные бока кохирайских яблок.
– Ходила на лекцию, моя дорогая. Ты только на меня не злись. Эту лекцию читал господин Бинки, который тебя так раздражает. В общем и целом он мне понравился, хотя лексикон его конечно же оставляет желать лучшего. Он поведал нам трогательную историю своего прапрадедушки Счастливчика Бинки, ставшего одним из пассажиров «Титаника», который господин Бинки почему-то величал не иначе как «Гигантиком».
Госпожа Геймли, конечно, не знала, что в продолжение всей лекции господин Бинки не сводил с нее глаз и даже приказал своим подручным Алерту и Скруту во что бы то ни стало разыскать невозмутимую невысокую женщину с седыми волосами, которую он величал не иначе как «белой розой Серафиной».
Вирджиния недоверчиво посмотрела на мать. Неужели она действительно могла отправиться в такое время на лекцию Крейга Бинки? Надо заметить, что госпожа Геймли не находила в этом ничего предосудительного, поскольку в отличие от своей дочери, докторов и прочих специалистов считала, что ее внучке могут помочь только припарки. Однако стоило ей заикнуться о припарках, как окружающие тут же поднимали ее на смех. Она же никак не могла взять в толк, зачем они мучают несчастного ребенка своими совершенно никчемными лекарствами. Она все еще надеялась переубедить их, поскольку в ее ковровом саквояже лежали всевозможные старинные безделушки, среди которых было и такое мощное средство убеждения, как дробовик. Находись госпожа Геймли в родном Кохирайсе, она бы давным-давно пустила его в ход.
После того как доктор осмотрел девочку и оставил возле нее дежурную сестру, госпожа Геймли и Вирджиния вышли на улицу.
– Куда ты хочешь пойти? – спросила Вирджиния.
– Мне все равно, – ответила ей мать. – До чего ты себя довела! Ты ведь просто дрожишь от холода! Тебе нужно пройтись и хоть немного набраться сил.
Они гуляли в течение нескольких часов, кружа по безлюдным темным улицам меж окоченевшими угрюмыми зданиями, присыпанными снежной пудрой. Вирджиния стала пересказывать госпоже Геймли свой сон.
– Девочка показалась из озера и захлопала в ладоши? – неожиданно перебила ее госпожа Геймли.
– Ничего подобного. Там была только вода. Я увидела ее потом, когда она уже стояла в темном подъезде.
– Ты думаешь, что этим ребенком, в твоем сне, была Эбби?
– Ну а кто же еще? Что еще мог означать этот сон?
– Он мог означать только то, что и означал. В этом мире не следует руководствоваться снами, поскольку они скорее являются воротами, ведущими совсем в иной мир.
– И что же?
– Успокойся. Ничего страшного не произошло.
– Мама, – еле слышно пробормотала Вирджиния, – Эбби вот-вот умрет, а вы с Хардести, словно какие-то мистики, только и делаете, что бродите по улицам… Я отказываюсь тебя понимать. Неужели ты думаешь, что меня расстроил этот сон?
– Вирджиния, – сказала госпожа Геймли, пытаясь обнять свою дочь.
– Нет-нет, мама, только не надо меня жалеть!
Старая женщина взяла дочь за руку, и они молча направились в сторону госпиталя. Они шли молча, прислушиваясь к шуму ветра и звону церковных колоколов.
В маленьком скверике в Челси они увидели заметенный снегом памятник воинам, погибшим на фронтах Первой мировой войны. На его пьедестале виднелась надпись: «Памяти героев Челси».
– Ты помнишь эту статую? – спросила госпожа Геймли.
– Нет, – смущенно ответила Вирджиния.
– Когда ты была совсем еще маленькой, мы приехали в город, для того чтобы встретить отца, который должен был вернуться с войны. Неужели ты этого не помнишь?
– Совершенно не помню.
– Мы еле-еле сюда добрались. Прожили же мы в городе несколько месяцев. Очень многие солдаты погибли, но их семьи были оповещены об этом телеграммами. Мы же никаких телеграмм не получали и поэтому считали, что Теодор жив. Все эти месяцы мы жили в Вест-Сайде, возле реки на окраине Челси. Иногда мы с тобой гуляли по этому парку. Ты говорила другим детишкам, что здесь живет твой папа. Он так и не вернулся. Погиб за несколько месяцев до этого…
– Откуда же тебе это стало известно?
– Узнав о возвращении их дивизии, мы поспешили в порт. Ты была очень возбуждена и не выпускала из рук букетика, который хотела подарить своему папе, даже после того, как мы узнали о его смерти. Я смогла забрать у тебя цветы только ночью, после того как ты заснула. О гибели Теодора нам сообщил Гарри Пенн.
– Гарри Пенн?!
– Он командовал полком, в котором служил твой отец. Все уроженцы Кохирайса служили в одной части. Глядя на тебя, он заплакал. Неужели не помнишь?