– Да, где-то так…
Мы зашли в дом.
– А ты с кем живешь? – спросила Марина, сбрасывая с ног шлепанцы. – Я смотрю, тут мужская обувь стоит.
– Молодец, наблюдательная, – похвалила я Золотову, – а живу я с дедом, Аристархом Владиленовичем.
– А родители?
– Погибли. Так что Ариша мне и за папу, и за маму, и за себя, доброго, заботливого и любящего деда. Чай пить будем?
– Только я сама заварю, ладно?
Что значит хозяйственная женщина. Ужинали мы у Алины приготовленным совместными усилиями хозяйки и Марины супом, а вот чай пить я отказалась: надо было ехать домой. Зато теперь у нас был повод посидеть за чашкой чая и потрещать.
Мы расположились на кухне. Марина заварила чай, я высыпала в вазочку печенье из пачки и, достав из холодильника сыр, порезала хлеб для тостов.
– А где твой дедушка? – спросила гостья.
Провокационный вопрос. Ариша мог быть где угодно.
– Завис где-нибудь у своих друзей… – сказала я небрежно.
– Полина, скажи мне: как все-таки мы будем похищать моих детей? Я так понимаю, мы должны разработать конкретный план?
– Марина, поверь, последние дни я только об этом и думаю. Прошло уже несколько дней, как я познакомилась с их отцом и имею доступ в его дом, но ничего пока не сдвинулось с мертвой точки. Разве что вот тебя хороним… Насчет завтрашнего… Нет, думаю, на кладбище мы этого делать все-таки не будем. Опасно. Куда мы побежим с детьми? До дороги, где придется оставить машину, далековато… Думаю, мы с тобой просто придем и посмотрим, как там все будет происходить.
– А во что я оденусь?
– Подберем что-нибудь. Надо сейчас перетряхнуть весь мой гардероб… Или нет, лучше с утра пораньше. А сейчас уже поздно, давай ложиться спать. Я покажу тебе твою комнату…
Мы допили чай и поднялись на второй этаж. Комната, которую я отдала Марине во временное пользование, ей очень понравилась. Еще бы! Не то что у подруги Маши в кухне на раскладушке между холодильником и раковиной.
* * *
Утром, сразу после водных процедур и завтрака, мы с Мариной принялись перетряхивать весь мой гардероб. На наше счастье, нам удалось найти и черное платье, и темную юбку, и такую же блузку. Две косынки тоже не были проблемой.
– Да у тебя тут, как в театральной костюмерной, – восхищалась Марина, – прикид на все случаи жизни.
Она примерила платье. Ей оно было коротковато, все-таки Золотова немного выше меня.
– Ничего, – сказала я, – я видела траурное платье-мини. А это тебе даже за коленку. Пойдет! Вот с туфлями, наверное, будет проблема. У тебя какой размер?
– Тридцать девятый – сороковой.
Я присвистнула:
– Такого в моем арсенале не водится.
– Полин, а зачем мне туфли? Я в своих шлепках пойду. У них ремешки черные – сойдет за траур.
– Правильно, – согласилась я. – Теперь – волосы…
– А что – волосы? – Золотова рассматривала себя в зеркало шкафа. – У меня, по-моему, очень хорошие волосы.
– Хорошие-то они хорошие, только вот слишком узнаваемые. Такие волнистые и золотистые – большая редкость. Чтобы они не бросались в глаза… Ну-ка, заколи их в пучок на затылке.
Я полезла в ящик шкафа, где у меня хранился арсенал гримерши, и извлекла на свет огненно-рыжий парик. Волосы у него были до плеч и прямые, как проволока.
– Примерь!
– Какой ужас! Это – мне?! – Марина двумя пальцами взяла парик и посмотрела на меня растерянно. – Полина, я должна это надеть?
– Ты должна в этом даже выйти на улицу. А что ты хочешь? Пойти в своем естественном виде? Чтобы кое-кому было проще узнать тебя?
Золотова подошла к зеркалу и надела парик. Я помогла ей расчесать его и поправить.
– По-моему, просто здорово! – восхитилась я. – Теперь тебя точно никто не узнает!
Я дала Марине темные очки, узкие, как глаза японца.
– Если еще губы морковной помадой намазать…
– Нет уж! Хватит с меня. Я и так как пугало огородное. Знакомые увидят…
– И не узнают. Тем самым наша цель будет достигнута. Запомни: теперь ты – это не ты.
– А кто?
– Ну… какая-нибудь Нюра Травкина. Пришла на могилу любимой бабушки или единственной тетушки. Тебе тридцать лет, и у тебя дома муж и трое детей. Ощути себя в этой роли, и все будет нормально. А если кто и подумает, что ты похожа на пугало, так ведь это не ты, а Нюра Травкина. Вот пусть ей и будет стыдно…
Золотова усмехнулась. Потом настал мой черед гримироваться. Я надела платиновый парик, темные юбку и блузку… Марина смотрела на мое перевоплощение, глаза ее становились все круглее.
– Слушай, Полин, вот здорово! Тебя вообще не узнать!
– Еще бы! Когда-то я закончила курсы стилистов. Как видно, не зря.
– А я-то вчера все гадала: как же мы заявимся на кладбище, нас же сразу засекут! А теперь вижу: в таком виде можно к Корнилу вплотную подойти, даже рядом встать и постоять – он и не чухнется!
– Ну, насчет рядом – не знаю, а вот у соседней могилки постоим, поскорбим…
Народу на кладбище было немного, во всяком случае, в той части, где хоронили новых усопших. Мы прибыли сюда заранее, купили у входа по скромному букетику цветов, потом пришли на то место, где были свежие могилы. Здесь зияли черным две зловещие ямы. В одну из них, как мы поняли, и зарывают сегодня ту несчастную девушку с фигурой модели, которая уже после смерти неожиданно стала женой господина Золотова. Мы с Мариной нашли лавочку возле одной из могил и теперь сидели на ней, тихо беседуя.
Около трех часов дня мы увидели, как по дороге, идущей между рядами могил, движется процессия.
– Несут!
Мы встали недалеко от того места, где были ямы, и опустили головы. Мы стояли у оградки, за которой возвышался небольшой памятник с облезлой краской и фотографией, с которой на нас смотрела древняя бабушка. Действительно, как я вчера и сказала, девяностолетняя старушка, благополучно пережившая революцию, Гражданскую войну, Великую Отечественную, перестройку. Теперь она покоилась под этим памятником, а мы с Мариной скорбно стояли над ней, кося глазами в сторону свежих ям.
– Смотри, а людей-то немного, – шептала я, промокая глаза платочком.
– Надо же! Да здесь только его родственники и друзья. Моих – никого нет… Скорее всего, родителям он специально не стал сообщать, чтобы они с дочкой не попрощались.
– Оно и к лучшему. Зачем понапрасну травмировать пожилых людей? И детей твоих не видно. Значит, им тоже решили не говорить. Во всяком случае, пока.
– Фу, как камень с души… Я-то переживала за них, думала, как они, бедные, перенесут такое известие?