– Сумасшедший! – прошептала она, переводя дыхание – испугалась, что уж там, сильно испугалась. – Или сумасшедшая…
Почему-то сразу ей подумалось про женщину за рулем. И цвет, и марка приземистой машины намекали на прекрасный пол ее владелицы. Если, конечно, неизвестный водитель-мужчина не имел столь экстравагантных вкусов.
Дом под номером пятьдесят дробь пять она нашла без труда, он стоял за поворотом, откуда вылетела желтая машинка. И он ей сразу не понравился.
Нет, строение было хорошим, добротным, и занавесочки на окнах висели красивые, но вот вокруг дома всего было… как-то уж слишком. Много лишнего, что ли, или соседство различных пристроек – какое-то непродуманное. К чему это дурацкое баскетбольное кольцо, да еще на уровне окон первого этажа? Очаг под навесом, с развороченной поленницей дров. Поваленный шезлонг в центре небольшой лужайки, обсаженной кустарником. Прудик с зеленой водой. Неуютно как-то, серо и скучно. Тут же вспомнилась характеристика здешнего хозяина, которой ее снабдил Валерий Юрьевич, и входить в дом Дине и вовсе расхотелось. Вышел бы, что ли, этот дядя на улицу! Она отдала бы ему эту странную невесомую коробку и убралась отсюда подобру-поздорову.
– Э-эй, есть кто-нибудь? – Дина постояла у распахнутых настежь ворот, на которых, сколько она ни смотрела, так и не нашла кнопки звонка. Снова покричала: – Э-эй! Константин Сергеевич! Вы дома?
Конечно, он был дома, где же ему быть, если он созванивался с ее директором и точно должен был ждать ее приезда. Да вон, и дверь дома чуть приоткрыта.
– Ээ-эй! Есть кто живой?
Вновь – никакого ответа. Но на втором этаже, кажется, колыхнулась штора.
Дина еще постояла, подождала. Штора больше не колыхалась, к ней никто так и не вышел. Зато где-то позади дома достаточно ощутимо загромыхало, то ли дверь металлическая открылась и захлопнулась, то ли кто-то что-то уронил на асфальт под окнами.
Что ей было делать? Пошла она, конечно же, прямо на этот грохот. Может, невзирая на предубеждение ее недавней знакомой, хозяева этого дома все же занимаются высадкой томатов и капусты и теперь гремят там лейками?
Без конца оглядываясь, Дина зашла за угол дома. Нет, никого там не было. А вот дверь металлическая обнаружилась. И она тоже оказалась приоткрытой, и слабый сквозняк ее слегка покачивал туда-сюда. Может, она и грохотала?
Она решила войти.
– Э-эй, есть кто живой? – в который раз повторила Дина, толкнула металлическую дверь заднего хода и сунула нос в темный тесный коридор. – Константин Сергеевич, ау!
Константин Сергеевич не ответил. Дина прошла через коридор, который венчался просторным холлом с тремя дверями, лестницей, идущей наверх, и поворотом к выходу. Одна дверь первого этажа вела в кухню и просторную столовую, разгороженные между собой барной стойкой, вторая в спальню с развороченной необитаемой кроватью – подушки и одеяло валялись на полу, простыня была сбита. За третьей дверью обнаружилась идеально прибранная гостиная с работающим без звука телевизором, пухлыми креслами, диваном, посудным шкафом и пустой клеткой для птиц.
Вздохнув в сороковой по счету раз и мысленно «возблагодарив» Валерия Юрьевича за возложенную на нее почетную миссию, Дина начала подниматься вверх по лестнице.
Константина Сергеевича она обнаружила на площадке второго этажа. Он лежал лицом вниз перед маленьким диваном, стоявшим у лестничных перил. Лежал, широко разбросав босые худые ноги, видневшиеся из-под длинного халата. В левой руке он сжимал скомканную газету. Правая была под диваном, будто он полез туда за чем-то, что-то там искал. Но искать он, конечно же, ничего под ним не мог по причине своего бездыханного на тот момент состояния. Огромная лужа крови, уткнувшись лицом в которую лежал теперь Константин Сергеевич, была ярким тому подтверждением.
Но Дина все же опустилась рядом с мужчиной на корточки, горестно вздохнула и легонько толкала его в поясницу. Тело тяжело качнулось, и кровяная лужа издала едва слышный чавкающий звук. Ее тут же затошнило. Она вскочила на ноги и, прижимая к восставшему желудку сумку, попятилась. Но странным образом бестолковая Игнатова – как она потом сама себя охарактеризовала – попятилась не к лестнице, а почему-то в противоположную сторону. К распахнутой настежь двери, откуда тянуло сквозняком. Кажется, недавно ей почудилось, что в этом именно окне колыхнулась занавеска. Но окно в тот момент было наглухо закрыто, это она помнила отчетливо. Откуда же тогда сквозняк?
Окно оказалось открытым – теперь. И занавеска, которая прежде едва заметно колыхнулась, привлекая ее внимание, была наполовину сорвана с петель. Сорвала ее хозяйка. Это ведь только хозяйкой могла оказаться женщина в шелковом кимоно, с голыми коленками, лежавшая совсем неподалеку от распростертого на полу хозяина? Конечно! С ним она делила жизнь, с ним делила стол и кров, с ним разделила и печальную участь убитой жертвы. Ее голова тоже оказалась в луже крови. Только лежала дама в шелковом кимоно не на животе, а на боку, уткнувшись лицом в батарею. Падая, она, видимо, ухватилась за занавеску и сорвала ее с петель. Только вот…
Как же она успела окно открыть, если падала уже с простреленной головой? Если голову ей, конечно, прострелили, а не раскроили чем-то тяжелым. Может, убегая от убийцы, она увидела Дину на улице? И кинулась к окошку – открывать его, раму отомкнуть успела, а вот крикнуть – нет. Ее тут же убили, и она упала, успев в судороге оборвать занавеску.
Выходит – что?
Дина помертвела. Выходило, что, когда она вопила у ворот, убийца все время был в доме? А как он ушел? Да очень просто, господи! Погромыхал дверью заднего хода, привлекая ее внимание. И, пока она шла туда, пока стучалась, пока осторожно открывала дверь и входила, он ушел через центральный выход. Спокойным размеренным шагом и…
А почему она не слышала криков, шума борьбы, выстрелов, наконец?!
Чертовщина какая-то получалась! Да и кровь, в которой от ее легкого толчка вяло шевельнулась голова мертвого Константина Сергеевича, не показалась Дине свежепролитой. Она уже, похоже, застыла.
Вторично рот ее наполнился ядовитой горькой слюной, а в животе что-то туго заворочалось. Надо убираться отсюда поскорее, чтобы не упасть в обморок или не облеваться! Сейчас эксперты по капле слюны и пол ее, и приблизительный возраст установить могут, а если им целый завтрак на анализ подадут, то тогда вообще держись – они и адрес ее запросто вычислят.
Придерживаясь за стены кончиками пальцев, Дина на негнущихся непослушных ногах начала пробираться к выходу. Она старательно обходила взглядом голые пятки хозяйки, ее разбросанные в разные стороны по комнате мохнатые тапки с громадными помпонами. Но завернутый край шелкового кимоно, обнаживший рыхлую синеватую плоть бедра, настырно лез ей в глаза, будь оно все неладно!
С горем пополам она все же из комнаты выбралась. Вдохнула, выдохнула, зажмурив глаза, и снова – по стенке, по стенке – к ступенькам. Как спустилась она на первый этаж, как вышла из дома – не помнила. Не помнила даже, через какую точно дверь выходила – через парадную или дверь черного хода. В голове ее что-то ухало и грохотало, перед глазами все плыло, в горле саднило, ее тошнило. Очнулась она только за воротами, и то не сразу. Очнулась от странного озноба. Оказалось, что она сидит метрах в десяти от распахнутых ворот дома пятьдесят дробь пять, прямо на земле, в густом кустарнике. Сидит на траве, не пожалев новых немецких брюк, в которые ее коллега по отделу не влезла и продала их Дине с величайшей неохотой после Дининых настоятельных просьб. Коленки под подбородком, сумка на плече, зубы щелкают от ужаса, пальцы рук стиснуты в замок, плечи, спина судорожно дергаются.