Войдя в помещение, Камилла сразу же отправилась в гримерную переодеваться, а Бобров мотался по коридорам, заглядывая в разные комнаты и беседуя с некоторыми людьми. Диалоги были короткими, примерно все они сводились к фразам «ну как?», «все путем» и «отлично». Я повсюду ходила вместе с ним, ничем не выдавая скуки.
Ближе к семи часам Бобров присел в буфете с рюмкой коньяка и парой бутербродов с красной рыбой и тонюсенькими четвертинками лимона – я уже привыкла, что ему, как Винни-Пуху, постоянно требовалось чем-нибудь подкрепиться. Я вышла на улицу. Было уже темно, вокруг горели фонари, освещая пространство перед ДК и всю прилегающую к нему площадь. Окинув ее взглядом, я убедилась, что джипа «Чероки» Заварзина поблизости нет. Впрочем, если Бобров все-таки обошел его, то и делать бывшему бандиту здесь вроде нечего. Не смотреть же, как поет дочь его конкурента!
Буквально через пару минут к входу подкатили два длиннющих лимузина, черный и белый – подобные появлялись в нашем городе крайне редко. Я поняла, что это приехал сам Арсений Торквадзе вместе с сопровождающей командой. Лимузины остановились не у центрального входа, а сбоку. Как я ни присматривалась, мне так и не удалось увидеть фигуру самой звезды – настолько быстро она проскользнула в здание в сопровождении целой группы охраны.
«Неплохо работают ребята», – мысленно одобрила я и вернулась в ДК. Бобров уже покончил с перекусом и, вытирая губы салфеткой, спешил мне навстречу.
– Пойдемте в зал, давайте займем места, – пригласил он.
В зале на одном из средних рядов, полностью свободном, уже сидела Лариса, а рядом с ней приятный молодой мужчина лет двадцати восьми с короткими, чуть волнистыми русыми волосами. Лицо у него было довольно стандартное, но очень привлекательное – примерно как у Дэвида Бэкхема. В руках молодой человек держал букет ярко-алых роз. Как шепнул мне Бобров, это был жених Камиллы Вадик Строгов. Мы чуть улыбнулись друг другу приветственно, и я села с краю, рядом с Бобровым.
Концерт начался с опозданием минут на десять. К этому моменту зал был уже набит публикой, преимущественно молодого возраста. Повсюду слышался смех, хихиканье и просто болтовня. Наконец концерт начался, и на сцену вышел совсем юный парень со смоделированным с помощью геля коконом светлых волос на макушке, улыбнулся публике так, словно вся она собралась исключительно из-за него, и запел. Голос у него, надо признать, был неплохим, хотя и не очень сильным. Песня же оказалась настолько невыразительной, что я не смогла воспроизвести в памяти ни слова, ни мелодию сразу же после ее окончания. Однако молоденькие девушки моментально завизжали, бросая на сцену цветы и какие-то мелкие сувенирные штучки.
Сзади я услышала некий стон и тут же обернулась. Девчонка лет пятнадцати размазывала по щекам черные потеки туши от слез, вызванных, видимо, избытком чувств, и с придыханием всхлипывала. Рядом с ней дергалась в конвульсиях произвольного танца ее подружка, которой на вид было лет тринадцать: маленькая, худенькая, фигурой не отличающаяся от мальчика, но с серебристой нашлепкой пирсинга возле носа.
– Это Глэйд. Сережа Гладышев, – сообщил мне Бобров.
– Круто, – усмехнулась я.
Глэйд тем временем запел еще одну песню. Пока что он полностью оправдывал свой псевдоним: его хиты были хоть и примитивными, но радостными, да и сам он излучал оптимизм и восторженность.
Наконец Глэйд закончил свое выступление и под экстатический рев толпы подростков, одарив всех напоследок своей обаятельной улыбкой и послав сразу всем воздушный поцелуй, вприпрыжку исчез за кулисами.
На сцену вышла группа «Платина», представленная двумя длинноволосыми худыми парнями в якой одежде, исполнявшими какой-то, на мой взгляд, слишком замороченный рок с настолько глубоко-интеллектуальными текстами, что большая часть смысла просто не улавливалась.
«Да уж, без стимуляторов в виде травы при написании этих песен явно не обошлось», – подумала я.
Даже выступление Сережи Гладышева мне понравилось больше. К моей радости, «Платина» продемонстрировала всего две песни, на прощание один из солистов хриплым голосом пообещал, что к Новому году выйдет их альбом под названием «Экстази», пригласил всех на сольный концерт, а пока что предложил приобрести в фойе диски с записями прежних песен.
Камилла значилась последней в первом отделении, далее планировался сам Арсений Торквадзе. Публика, на мой взгляд, уже порядком разогрелась, причем, как я поняла, не только выступлением местных знаменитостей, а и алкогольными напитками, которые хотя и было строго запрещено проносить в зал, но тем не менее практически у каждого присутствующего в руках наличествовала бутылка или баночка.
Камилла появилась на сцене в том самом бирюзовом платье, тоненькая, трогательная и очень женственная. Она явно избрала себе для сцены имидж «хорошей девочки» – то, что в театральном жанре именуется амплуа инженю. Она скромно посмотрела в зал, поймала брошенный ей букет и очаровательно улыбнулась, благодарно кивнув публике.
Наконец включили фонограмму, и я услышала начало уже известной мне любовной истории. Однако едва Камилла дошла до «ночей, полных огня», как в зале в один миг повисла тишина. Фонограмма резко оборвалась на полуслове, и Камилла, еще не понявшая, что произошло, пару секунд по инерции продолжала открывать рот. Наконец до нее дошло, что случилось. Глаза девушки расширились, она еще хранила на лице улыбку, ставшую растерянной, а пальцы, державшие микрофон, уже затряслись.
Бобров тревожно стрельнул взглядом вправо от сцены. Потом быстро поднялся и чуть ли не бегом направился ко входу. Камилла продолжала стоять в полной тишине, улыбка ее стала жалкой и испуганной.
– Эй, пой давай! – заорал у меня над ухом какой-то юнец.
– Пой, пой! – вторили ему вокруг.
Лариса приподнялась на стуле, собираясь крикнуть что-то дочери, Вадик успокаивающе положил ладонь на ее руку и удержал на месте. Послышался какой-то хрип техники, и на мгновение на лице Камиллы появилась надежда, что сейчас все восстановится и пойдет как было задумано, однако скрип перешел в скрежет и тут же прекратился.
– Пускай вживую поет! – понеслись предложения.
– Камилла, спой, спой! – кричала какая-то девчонка.
– Спой сама, Камилла! – вторили ей другие голоса.
Камилла неуверенно сжала микрофон и растерянно повернулась к двери. Там никого не было, и она обратила свой взгляд в зал, откуда неслись только призывы петь самостоятельно.
– Я не могу без аккомпанемента, – выдавила из себя девушка.
Со стороны кулис сейчас же показался молодой мужчина, который тут же встал к миди-клавиатуре, стоявшей на сцене. Он заиграл первые аккорды песенки и ободряюще посмотрел на Камиллу. Та застыла с наклеенной улыбкой и молчала. Музыкант проиграл вступление три раза, пока Камилла заставила себя наконец запеть.
– …и пропала, и пропала… – Еле слышно донеслось до нас, причем первых слов не было слышно вообще. – Для меня, для меня… – шепотом продолжала Камилла.