— Конечно, — задумалась Лиза, — заманчиво отдаться творчеству целиком. Школу можно бросить… хотя английский жалко, и физкультуру я люблю… Но это что же, тогда, выходит, Машка Кудрявцева по литературе первой в классе станет? Нет, буду учиться. Да и завуч Гоша без меня зачахнет — с кем ему иначе бороться, бедненькому…
— Лето не за горами, — подсказал Печенюшкин. — Я, ребята, уже лет сто мечтаю о каникулах. Если управимся здесь с делами, может, махнем на июль в Австралию, в город Люгера. Все вместе, а? Возьмем Фантолетту, Морковкина разморозим… Ларри давно зовет. Пишет, что построил для нас чудесный дом, прямо на берегу, в начале улицы Просвещенного Дракона…
— А как его письма к тебе попадают? — удивилась Аленка. — С Земли в Фантазилью, как в сказке? Он же не маленький!
— Ну, — улыбнулся Пиччи, — Ларри Люгер человек незаурядный. Талантов и решительности не занимать. Для него невозможного мало.
Лиза с Аленкой, обнявшись, мечтательно уставились вдаль. Им виделся сказочный домик на берегу океана, чудесный город, полный выздоравливающих детей, и, конечно же, пушистый добрый великан, выглядывающий сразу из трех окон первого этажа…
— Будешь вставать рано, Лизок, — продолжал Печенюшкин, — и, пока все спят, два-три часа работать под шум прибоя, на террасе. Романтично? Писать черной тушью на шелковистой, плотной, голубой бумаге… А потом общее пробуждение, веселье, купанье, завтрак и развлечения до заката… Эх, неужели доживем?!
— Не огарчивайтесь, фантмейстер! — забеспокоился Лампусик. — Непременно доживем! Все беды преходящи, пока мы молоды и дружны. Еще не раз предстоит жмуриться от солнца, звенеть булатом, восхищаться красавицами и бросаться, очертя голову, в новые приключения.
— Приходится огарчиваться. — Печенюшкин неожиданно нахмурился. — И красавицы не всегда несут добрые вести. Боюсь, милый друг, ты накликал нам очередную проблему. Взгляни в окошко. Вон та фигура, что спешит к нашему балаганчику. Нет, не торговка рыбой. Та, что в лиловом балахоне, в надвинутом платке. Видишь? Вот она поравнялась с палаткой шпаго-глотателей…
Фургончик с труппой Никтошка привез на рыночную площадь заблаговременно, чтобы артисты могли спокойно подготовиться к прощальному спектаклю. Перед этим Пиччи долго пересказывал друзьям ночную исповедь Базилевса. Секрет предстоящего оживления Дракошкиуса он так и не раскрыл. Собратья по профессии привыкли к недомолвкам мальчугана, но все же Лиза, Федя и Никтошка слегка обижались.
Лиза еще ко всему основательно запуталась в сложностях путешествий во времени. Ей было неясно, например, почему Печенюшкин не может переместиться к ежевичному рву в момент появления из него крошечной Тыщенции Кувырк. Заманчивая возможность пресечь зло в зародыше не давала девочке покоя.
Сначала Пиччи говорил ей что-то про временные петли и парадоксы. Затем, видя, что глаза собеседницы тускнеют от непонимания, попробовал объясниться проще.
В итоге Лиза определила для себя следующее: если расправиться с колдуньей в прошлом, нельзя будет воскресить Мурлыку Дракошкиуса в настоящем. И все же хитросплетения доводов Печенюшкина остались недоступны ей до конца.
«Ладно, — успокоилась Лиза любимой поговоркой. — Делай, что должен, и будь, что будет! Нельзя жить в сказке с земными мерками. Но вырасту — обязательно во всем разберусь…»
Сейчас же, прервав мечтания о каникулах в городе Люгера, обе сестренки нервно выглянули из окна туда, куда указывал Пиччи.
И сразу же раздался снаружи осторожный стук. Федя, уловив кивок Печенюшкина, распахнул дверь, впуская таинственную гостью.
— Немедленно бегите! — Умоляющий нежный голос раздался прямо с порога. — Я хотела отправить письмо, но испугалась, что вы ему не поверите! У меня есть четверть часа, от силы двадцать минут, потом ОНА может вернуться и погонится за мной. Тогда вы опоздаете непоправимо!
— Кто ж это — ОНА? — изумился всполошенный Федя. — Ты нас не пугай, мы ребята храбрые. Да и билеты все распроданы, как я денежки верну?
— Остановись, Федор Пафнутьевич, — попросил Печенюшкин. — Сядьте, милая Ноэми! Я много слышал о божественной красоте и прелести Принцессы Ветров, но не предполагал, что нам доведется познакомиться. Не бойтесь. Не спешите. И если здесь нам не будет хватать времени, в моей машине найдется способ его замедлить.
Дверь затворилась, незнакомка села и, распутав узел платка, почти скрывавшего лицо, позволила грубой ткани упасть на плечи. Волосы гостьи, сколотые наспех, расплелись и закрыли платок шелковой волной. Лиза с Аленкой ахнули, рассмотрев пришелицу.
Даже Фантолетта в лучшие свои минуты не казалась им такой прекрасной. Отвести взгляд от лица Принцессы Ветров было невозможно. Очарованная невиданным зрелищем, труппа Теодоро в полном составе забыла о правилах хорошего тона, надолго разинув рты.
— Ну вот, и вы тоже… — жалобно протянула гостья. — Проклятая красота! Превратиться бы навсегда в уродину. Я пробовала, только не получается… А ОНА уже и не скрывает ничего. «Ты, — говорит, — моя вещь. Живая статуэтка. Никуда от меня не денешься». Знаете, ведь и замужество мое ложное тоже ОНА подстроила.
— Тыщенция Кувырк… — медленно проговорил Печенюшкин. — Конечно, я догадывался… Заморский рыцарь был ее слугой?
— Трувор его зовут, — объяснила Ноэми. — Но он вообще НЕНАСТОЯЩИЙ. Как ожившая кукла… Я тогда словно в каком-то дурмане была. Эти яблони, запах… Очнулась на корабле, далеко от берега. Шторм, скалы, крушение. Мы трое в шлюпке спаслись. Она над волнами как ковер-самолет летела. Ничего удивительного — у Тыщенции и гора полетит. «Как ты здесь оказалась?» — спрашиваю. Она смеется: «Где ты, там и я!..» С тех пор мы больше чем на день не разлучались.
— Да ты охолонись, родимая! — Федя пожалел принцессу, дышавшую неровно, как в лихорадке. — Водицы вон испей, освежись. Ишь, как тебя колотит. И не гони коней. Старшой говорит — успеем.
— Понимаете, я и ненавижу ее, и жалею. — Ноэми выговаривалась впервые за много лет. — Как будто два существа живут в одном. На могиле у Трефилия, конюха, она до сих пор слезы льет. Тот, узнав кто его любимица, руки на себя наложил. Мы ведь сюда опять на кладбище приехали. Про вас Тыщенция случайно узнала. Донесли ей. Вчера на спектакль нас повела. Переоделись горожанами. Я хлопала — все руки отбила, а она шипит: «Ну, доиграются твои любимцы, погоди…» После спектакля исчезла, улетела встречаться со слугами своими, нечистью здешней. Сама Тыщенция Портфей не трогает. Она Базилевса, отца приемного, до сих пор любит и почитает. Да только натуру черную ничем не вытравишь…
— Как же вам удалось сбежать? — Лампусик всплеснул руками. — Вас сторожат? Запирают? Заколдовывают?
— Столько лет… — принцесса улыбнулась устало. — Я на всякий случай хорошо изучила привычки Трувора, но до сих пор не пробовала убегать. Лучше уж оставаться с Тыщенцией. Порой мне удается смягчить ее сердце. Без меня она бы наделала куда больше зла.
Вчера, вернувшись глубокой ночью, Тыщенция разговаривала с Трувором. Они думали, что я сплю. Сказано было мало, но я поняла вот что. Кто-то из ее шпионов дознался, что вы прибыли из будущего и позже, в своем времени, хотите расправиться с Тыщенцией Кувырк… Я еще не помню ее такой испуганной. Короче говоря, она со своими прислужниками намерена покончить с вами этим вечером, во время спектакля, прямо на сцене. Только я не знаю, как. Она сказала, что зрители ничего и не заметят…