Ну не было ничего! Ничегошеньки же не было!!! Никаких тайников – она простукивала стены и полы ручкой швабры. Никаких подземных ходов – в подполе каждую полку ощупала, каждый угол осмотрела, вонзая вилы почти по самое древко. Никаких зарытых в подвале и спрятанных на чердаке среди прочей рухляди сокровищ.
Откуда тогда такой интерес к дому?! Почему из-за этого люди погибли? Почему?! Что за шаги они слышат с Виктором ночь за ночью? Кто-то же ходит, а кто? Витька неистово молился каждую ночь, путая слова молитв. Крест на себя повесил оловянный и не снимает.
– Может, привидение, прости господи! – крестился он каждый раз, как они возвращались из ночного дозора. – Может, бабка тебя стережет от лиха…
Катя в мистику не верила. Она знала, что объяснение всему есть и оно непременно найдется. Вопрос – когда?! И еще вопрос – как много еще людей пострадает?! И еще вопрос – куда подевался план дома?! Все документы целы, а плана нет!
– Но он же был!
– Наверное, – неуверенно пробормотал Витька и умчался в магазин за повидлом.
Пока его не было, Катя позвонила на работу. Маргарита взяла трубку и шепотом сообщила, что пока ей в офис лучше не соваться.
– Наш, как узнал о смерти Стахова, затрясся весь, икону притащил, в кабинете в левый угол повесил. И тебя велел на пушечный выстрел не подпускать.
Катя вздохнула. Генеральный странностями всегда удивлял, но чтобы икону в офисе повесить… Дело дрянь!
– Ты погоди, Кать, может, все еще и утрясется. Может, он отойдет. На него как накатит, так и откатит. Сама знаешь.
– Будем надеяться. – Губы и голос дрогнули, а на глаза навернулись слезы. – Просто… Просто, просто я-то тут совершенно ни при чем.
– Я тоже так думаю, – не очень уверенно отозвалась после паузы Маргарита. – Но люди погибли. Погибли страшно. И где?! Рядом с твоим домом! Попробуй убеди его, что твое дело – сторона.
Маргарита тут же перевела разговор на застывшую в холодах весну. Пожаловалась, что не может надеть новые ботиночки, которые сестра привезла ей из Испании. Потом поделилась планами на грядущий отпуск, посоветовала не вешать нос и отключилась.
Катя расплакалась. Влезла с ногами в трухлявое кресло у кухонного окна и проревела час, наблюдая за серыми клочьями облаков, расползшимися по тусклому небу. Снова будет дождь. Снова будет ночь. Снова будут шаги, сводившие ее и Виктора с ума. И снова не будет никакого объяснения.
– Катька! Катька, нашел!
Витька влетел в кухню, на ходу роняя банку с повидлом на стол, а треух – на пол.
– Нашел архитектора-то!
– Да ну! – Она быстро вытерла слезы и подула вверх, выпячивая нижнюю губу. – И кто же это?!
Он пристроил куртку на вешалку за дверь, обернулся и тут же встревожился:
– Ревешь, что ли?
– Реву, – призналась она со всхлипом. – Все так плохо… Людей убивают, с работы увольняют, Макара посадили. Шаги еще эти чертовы… Скоро… Скоро от меня все вообще начнут шарахаться. Мой бывший генеральный от меня уже икону повесил. Как от ведьмы, честное слово! Вот наследие так наследие!!! Добрая память бабуле!
Она махнула рукой, отворачиваясь к окошку. Клочья серых облаков куцыми заплатками едва прикрывающие небеса, вдруг сбились в тугой плотный комок, и через минуту по стеклу забарабанил дождь, холодный, тугой. Катя поежилась.
– И кто твой архитектор? Чего раздеваешься, поехали. – Она приподнялась с кресла.
– Да сиди ты, Кать, – махнул в ее сторону рукой Витька. – Нету архитектора этого. Помер он.
– Как помер?! – вытаращилась она, и снова лицо ее сморщилось. – И он тоже?!
– Да нет же, не реви, нет. – Витька подскочил к креслу и погладил ее по плечу. – От старости тот помер. Он тут неподалеку жил, местный. Вот бабка твоя к нему и обратилась. Дом его ей очень приглянулся, с башенками, как игрушка. Вот она к нему и пошла. Стала бы она еще кого-нибудь искать! На тот момент не очень-то у нее с деньгами было. А тут соседи почти. Так вот, бабы говорят, помер этот архитектор. Он и тогда-то, когда дом этот проектировал, уже в годах был. А теперь-то что уж…
– Все! Это тупик! – Она задрала ноги на кресло, подтянула коленки к подбородку. – Никогда мы ничего не узнаем, Витя. Никогда! Надо в милицию идти.
– Зачем??? – Он обхватил руками лысую голову. – Нам-то туда зачем???
– Макара выручать.
– Каким образом???
– Скажем, что… Что он не виноват.
Катя опять всхлипнула, поняв, что это неубедительно. И что слушать ее наивный лепет никто не станет. В худшем случае пошлют куда подальше защитников таких. В лучшем – выслушает ее парень с печальными понимающими глазами. Улыбнется и тоже пошлет, может, чуть вежливее, чем остальные.
– Он же не виноват? – пискнула она, пряча лицо в ладонях.
– Думаю, нет, – неуверенно пожал плечами Виктор, вытащил из-под стола стул, уселся, упершись кулаками в коленки. – Митька куда-то пропал еще.
– В смысле?
– Нет его нигде. Дом на замке. Соседка говорит, что уехал. Куда, зачем – никто не знает.
– А кто о нем вообще что знал? – фыркнула она с обидой.
После убийства двух охранников в окрестностях ее дома все ее добровольные защитники куда-то подевались. Лешка ходил стороной, даже его родители перестали здороваться. Макар вежливо здоровался, да и только. И то вот теперь пострадал. А Митька…
Загадочный, прекрасный Митька, от взгляда которого у нее ползли мурашки по коже и хотелось спрятаться глубоко и подальше. Что с ним? Почему он исчез? Испугался? Сбежал?
– Это ты точно подметила, Катюха. – Виктор почесал лысую макушку, мотнул головой в сторону банки с повидлом. – Давай уже пироги-то стряпать да прогуляемся потом.
– Куда? – не поняла она.
– В архитекторский дом, – хитро подмигнул ее помощник. – Сам-то он помер, а дело-то… дело живет, как говаривали великие.
С пирогами она управилась часа за полтора. Сложила в большой эмалированный таз, накрыла чистым полотенцем. Проверила замаринованное мясо – пахло оно потрясающе. Осталось запечь его и сварить картошку. И обед был почти готов. Картошку Витька начистил еще с раннего утра. Варить ее недолго. Сегодня к пяти часам должны были заехать три экипажа, звонили вчера. Успеет приготовить. Сейчас надо бежать.
– Одевайся теплее, Катерина, – недоверчиво смерил взглядом ее тонкую куртку, джинсы и легкие ботиночки Виктор. – Там такая дрянь на улице…
Она не послушалась и пожалела прямо за воротами. Ветер пронизывал до костей, швырял в лицо и за воротник ледяные дождевые капли, заставлял ежиться и жаться к Витькиному боку. Он ворчал, но под руку держал ее бережно, будто хрустальную. Потом и вовсе стащил со своей шеи шарф и подвязал ей под воротник курточки. Куртка с чужого плеча тут же распахнулась на его худосочной груди, и дождь принялся молотить Витьке прямо по верхним пуговицам рубахи. Он терпел, хотя губы у него и подрагивали.