– Сюрприз удался. Что мне надо делать? – растаяла поэтесса.
– Мы расскажем, когда все участники соберутся. В любом случае, не волнуйся – ничего сверхъестественного. Кстати, Кристина и правда тоже участвует. Так что вам будет не скучно выигрывать миллион.
– Кристина? – Галочка блеснула глазами. – В таком случае я согласна.
Нехорошо она как-то отреагировала, зло, – отметил с удивлением Ванька и поплелся разыскивать Кристу. Вдруг ему показалось, будто в одном из окон мелькнула чья-то тень, и он остановился, глядя на здание. Но стекла играли солнечными бликами и крыльями птиц.
Кристину Терехин нашел с другой стороны здания – под вековым дубом рядом с прудом, заросшим кувшинками и камышом. Девушка сидела на земле, обняв руками колени, и тихо всхлипывала. Смотреть на нее спокойно опять было невозможно – косметика от слез размазалась, на волосы, как рваная фата, налипла паутина, причем в таком количестве, словно Криста разорила все паучьи гнезда в округе.
Погруженная в свои страдания, Кристина не заметила его приближения. Ванька откашлялся.
– У тебя щека, кажется, поцарапана, – сказал он и плюхнулся рядом. Девушка вздрогнула, резко отшатнулась от него, закрыв щеку ладонью, но Ванька успел заметить, что на скуле у девушки не свежая царапина, а шрам. Вот что готка прятала под толстым слоем грима, догадался он и страшно смутился. Кристина покосилась на его покрасневшую физиономию и, глядя с вызовом, нервно убрала руку. Шрам был неглубоким, но тянулся через всю скулу. Ванька потрясенно смотрел на него, не в силах отвести взгляд, и удивлялся, как раньше ничего не замечал!
– Уродка, да? – не выдержала Кристина, голос ее вибрировал от волнения. Возможно, она хотела услышать что-то обнадеживающее, но Ванька молчал, будучи не в состоянии выдавить из себя хоть слово.
Девушка отвернулась, сорвала травинку и принялась сосредоточенно ее жевать.
– Давно это у тебя? – хрипло спросил Терехин, сдерживая желание обнять ее и прижать к себе.
– Восемь месяцев.
– Очень больно было?
– Нет, – помотала головой Кристина. Зато Ваньке почему-то стало больно и горячо где-то в районе сердца. – Я ничего не почувствовала, в шоке была. Потом уже, когда заживать стало, плющило конкретно. Жить не хотелось. Особенно когда в зеркало на себя впервые посмотрела. Мне в больнице не давали. Теперь я зеркала ненавижу. – Криста выудила откуда-то из юбки кожаный кошель, высыпала на траву содержимое: тюбики, баночки, карандаши – и принялась заново малевать физиономию. Ванька отошел, чтобы не мешать и отдышаться от потрясения.
Восемь месяцев назад с Кристиной случилась трагедия. Что произошло, Ванька не решился спросить, чтобы лишний раз не травмировать девушку. Без объяснений ясно, по прошлым рассказам, что она попала в аварию на машине. Бедная девочка! Несладко ей в жизни пришлось. Если Кристина права и ее действительно пыталась отправить на тот свет молодая жена отца Донателла, то эта баба – совсем отмороженная особа. Решиться на убийство девчонки, к тому же беременной! Ведь восемь месяцев назад Криста уже носила под сердцем Чебурашку. Хорошо хоть ребенка не потеряла.
Интересно, куда делся папаша малышки? Неужели этот гоблин отказался от девушки после того, как она в аварии получила увечье? Поэтому Криста так отреагировала на предложение дать Офелии отчество настоящего отца.
– Вот падаль! – буркнул Ванька, поддев ногой сухую ветку. В душе его все клокотало от ненависти к бывшему ухажеру Кристины.
Погрузившись в размышления, Терехин прогулялся вдоль здания. С тыльной стороны конезавод выглядел совсем запущенным – одна стена дала трещину, крыша просела и поросла мхом. Недалеко от левого флигеля располагалось полуразрушенное здание манежа – прямоугольник с отходящими от него под прямым углом крыльями, чуть дальше была часовня, а возле нее нечто похожее на фамильный склеп, только вместо креста на его сферической крыше – лошадиная башка. За склепом несколько сломанных деревянных и кирпичных строений неизвестного назначения, дальше поле, за полем начинался лес. Вдоль поля тянулся забор, который терялся за деревьями.
Ванька подошел к склепу ближе, потянул на себя резную дверь. Створка со скрипом подалась, но соскочила с верхней петли и скособочилась. Терехин аккуратно ее поправил и вошел внутрь. Пахло сыростью и пылью. Сквозь дырки в потолке и небольшое овальное окошко сочился солнечный свет, по стенам расползлась черная плесень и паутина трещин. В центре склепа стояло надгробие, с изображением конской морды. Ванька подошел ближе, протер рукавом высеченную надпись на камне и прочитал: «Ворон. С 1848 по 1861 г.». Похоже, это не фамильный склеп. Хозяин похоронил здесь любимого коня, решил Терехин и поежился от неприятного озноба, представив истлевший от времени конский скелет, торчащие ребра, пустые глазницы черепа, желтые лошадиные зубы.
На улице было куда приятнее. Ванька вернулся к Кристине. Девушка уже привела себя в порядок и выглядела как обычно – сумасшедшей готкой, прилетевшей с луны.
– Успокоилась? – улыбнулся он. – Не реви больше, тебе не идет.
– Чего ты меня вдруг утешать вздумал? – нахмурилась Кристина. – Мне это без надобности. Сопли своей Галочке подтирай. Как ты только спал с ней? Психованная идиотка и графоманка. Пишет бредовые стихи про смерть, грозится покончить жизнь самоубийством, а о смерти не знает ровным счетом ничего. Если бы она хоть раз подержала ее за руку, то запела бы совсем другие песни.
– А ты, выходит, знаешь? – разозлился Ванька. Сочувствие к девице растаяло, как сигаретный дым. Злючка и вонючка малолетняя!
– Я знаю. Поэтому я – гот.
– Не слишком ли много ты о себе воображаешь, Персефона хренова? Галя, между прочим, твоему ребенку жизнь спасла, осталась и помогает с малышом, а ты ее кроешь, – раздраженно напомнил Ванька.
– Никто ее об этом не просил, – шмыгнула носом Кристина. – Тоже мне, мать Тереза! Можно подумать, она бескорыстно. Поэтесса осталась, чтобы тебя вернуть. И сюда приперлась тоже из-за тебя. Офелия ее раздражает, а меня Галка вообще ненавидит. Была бы ее воля, придушила бы меня, не раздумывая.
– Что ты мелешь? У нее любовь с Лукиным.
– Какая любовь! Она тебе назло влюбленную разыгрывает. Чтобы тебя от ревности приплющило. Лукин для нее пустое место. Галя, конечно, идиотка, но не до такой же степени. В том смысле, что губа у нее совсем не дура. Ей, как натуре творческой, нужен чуткий умный человек, а не мыльный пузырь и интеллектуальный тюфяк Сеня Лукин, неспособный оценить ее тонкую организацию.
– Господи, ну что ты городишь? До тебя Гале вообще никакого дела нет. Если хочешь знать, ей твой папарус платит, чтобы она за ребенком смотрела… – выпалил сгоряча Терехин. А потом спохватился, что сболтнул лишнее, и выругался: – Блин, он просил ничего тебе не говорить.
Где-то рядом хрустнула ветка и зашуршали кусты. Ванька вздрогнул и огляделся. Никого – тишина, только птицы поют.
– Тут коза бродит, – кивнула в сторону шорохов Кристина.