– Артем, ты пишешь все, что происходит в этом доме?
Затворник поднял брови, изображая лицом – что за странные расспросы? – но все же ответил:
– Да. Муслим Рахимович просил фиксировать все показания.
– Муслим Рахимович? – задумчиво дублировала я. – Он забирает диски?
– Да, забирает. А в чем дело?! Почему ты спрашиваешь?!
– Так, чепуха, – туманно отмахнулась я. – А он… Муслим Рахимович… вообще, чем в своей конторе занимается?
На этот раз Артем мне не ответил. Он откинулся на стуле и посмотрел на меня пытливо снизу вверх.
– Артем, ответь, пожалуйста. Раньше Муслим
Рахимович занимался расследованием подобных дел?
– Ты не доверяешь профессионализму полковника? – сухо поинтересовался затворник.
– Прости, но да. – Пусть лучше будет так. Пусть я не доверяю полковнику как профессионалу, а не как человеку.
– Не говори ерунды! – отрубил Артем. – Муслим – отличный, признанный профи. Да, он непросто так попал в эту группу. У него несколько другой профиль. Но он вошел в нее ради нас, ради дела!
– Вот так просто? Взял и вошел?
– Нет, не просто! Вопрос решался с руководством. Кажется… маме даже пришлось использовать какие-то связи, настаивать, чтобы Муслим работал по этому делу…
После слов Артема мне показалось, что с плеч моих свалился мешок с зерном, тело получило легкость и едва не воспарило к потолку.
Какое облегчение!
– Артем, прошу тебя, вспомни: твоя мама действительно куда-то ходила, с кем-то разговаривала, просила, чтобы полковника включили в следственную группу? Она точно сама ходила? Не через
Муслима Рахимовича поклоны передавала?
Принц поставил локоть на «подоконник», положил голову на кулак и хмыкнул так красноречиво (аж сквозняком повеяло), что я тут же все поняла без объяснений: Алиса – дура. Ненормальная, сбрендившая девица с пучком соломы вместо мозгов, она надумала подозревать хорошего – отличнейшего! – человека во всяческих гадостях.
Какое облегчение! Какое счастье – избавиться от страхов и бредовых мыслей!
– Алиса, ты что?! – перепугался, в свою очередь, принц. – Ты плачешь?!
– Нет, – шмыгнув носом, обманула его я.
– Да что с тобой творится?!
– Прости, Артем, я просто дура. Налей мне кофе, пожалуйста.
Никогда раньше крепчайший, хоть и растворимый кофе не доставлял мне столько удовольствия. Давление окончательно пришло в норму, и голова перестала путать мысли и изобретать беспочвенные подозрения.
Но все же двухчасовой кульбит – с ног на голову и обратно – не прошел бесследно. Еще на несколько часов остался где-то в животе противный подрагивающий комочек страха. Как корешок сорняка, оставшийся после прополки, спрятался и готовился дать всходы после первого же слезного ливня…
На поздний скорее ужин, чем обед, с семейством Вяземских я бы с удовольствием не пошла. Перекусила бы чем бог послал на «подоконнике» с Артемом, а не сидела за столом, потупив очи и пиля ножом кусок бифштекса.
И радовало в тот вечер одно: Капитолина Фроловна, угулянная катанием на лошадях, осталась отдыхать в своей комнате, главное место за столом привычно заняла Ирина Владимировна.
Я снова сидела по правую руку от нее. Снова пропихивала в пищевод еду, не чувствуя вкуса, и не участвовала в общем разговоре. Скользила глазами, не поднимая их выше уровня верхней пуговицы рубашки, но все подмечала.
В присутствии родителей Кристина не атаковала Сергея нежностями.
Так было и вчера. Влюбленность девушки стала заметна только на улице, когда родители ушли гулять вокруг дома, оставив дочь и сына возле елки. И сегодня утром, когда Виктор Андреевич и Нана повезли бабушку кататься…
Кристина – суженая некоего Гиви – скрывает от родителей любовь?
Я подняла глаза на девушку, сидящую наискось от меня, и поразилась. Не лицо, а маска. Сергей любезничал с Марьей, объяснял ей что-то о последних тенденциях паркового дизайна. (Марья собиралась снимать клип в неких райских кущах – девушки в бикини и парео, парни в плавках и с гирляндами цветов – и интересовалась, как лучше это сделать. В павильон – или смотаться на пленэр?)
Кристина слепо смотрела прямо перед собой. Но чувствовалось: превращенная в слух, улавливала каждое слово из разговора.
И ревновала. Тетку к дизайнеру. Ревновала не на шутку – даже дыхание сбилось и стало поверхностным.
Но этого никто не замечал. Сергей напропалую кокетничал с Марьей, та, поглядывая свысока, ухаживания принимала. Виктор Андреевич и Нана тихо – через меня – переговаривались с Ириной Владимировной и полковником, не обращая на дочь ни малейшего внимания.
Георгий медленно и тщательно пережевывал пищу. Смаковал. И налегал на марочный портвейн.
Я исподволь поглядывала на Сергея и все никак не могла взять в толк: неужели можно быть таким жестоким?! Ведь он-то чувствовал, что происходит с Кристиной!
Но практически все время за обедом Сергей просидел к девушке полубоком.
Как будто наказывал за что-то. Кристина это понимала. Оттого страдала еще больше. Не пыталась вклиниться в беседу тетушки с любимым, а равномерно забрасывала куски в рот, как в топку.
«Они поссорились? Сергею надоели притязания Кристины?»
Но даже если так! Нельзя быть показательно, намеренно жестоким!
«Или я все же в корне ошиблась, а прав Артем? Сергей никогда не давал Кристине повода нежничать, а то, что было вчера, всего лишь новогодний приз, подарок на прощание? Последний жест несуществовавшей привязанности?..»
Как все, однако, нарочито и пошло! Сергей старательно стирал салфеткой капельку соуса на руке Марьи…
Как будто она сама этого сделать была не в состоянии!!
Кристина побелела. И встала.
– Благодарю. Я сыта.
Через минуту, пробормотав «спасибо», я вышла вслед за ней.
Девушка стояла у окна в почти не освещенной «английской» гостиной. Обнимала себя за плечи и, кутаясь в яркую шаль, смотрела в темень за стеклом.
Не зная, что сказать – да и нужны ли Кристине какие-то слова? – я подошла и встала рядом. От нежелания сосредотачиваться на собственных проблемах я так глубоко погрузилась в чужой роман, что, кажется по дыханию Кристины, догадывалась, о чем она думает.
– Ты любишь Артема? – неожиданно спросила девушка.
Я растерялась. И, совсем не ожидая подобного поворота, лишь пожала плечами:
– Все так сложно, Кристина… Слишком быстро…
– Тогда почему… – Девушка повернулась, но, не договорив, замолкла.