– Тут уже, голубчики! – испуганно прошептал Окунь. – Что делать, что делать?
Трясущимися руками Василий накапал себе валерьянки, половину расплескал, остальное с трудом и с отвращением выпил, стуча зубами о край стакана.
Он ни секунды не сомневался, что в микроавтобусе сидят крепкие ребята, которым поручена слежка за его особой. Единственное, в чем он не был уверен, – это в том, на кого эти ребята работают: на Ивана или на Кондратия.
Впрочем, для него это было не так уж важно: оба авторитета могли хотеть только его смерти.
Выход из его квартиры имелся только один, да если бы этих выходов было хоть десять – можно было не сомневаться, что каждый из них охраняется.
– Что делать, что делать! – бормотал Василий, перебегая из комнаты в комнату.
Время от времени он снова выглядывал в окна, чтобы убедиться, что микроавтобус стоит на прежнем месте.
И в тот момент, когда его нервы были уже на пределе, раздался дверной звонок.
Хотя Василий и ждал его, звонок прозвучал как гром среди ясного неба. Так приговоренный к смерти, хотя и знает, что миг казни близок, все равно бывает потрясен, когда открывается дверь камеры и его выводят в последний путь…
Василий бесшумно подкрался к двери, прижался к ней ухом и прислушался.
Из-за двери доносились негромкие, раздраженные голоса.
– Окунь, откройте! – проговорил наконец один из пришедших. – Вам телеграмма!
– Телеграмма? – переспросил Василий с фальшивым оживлением, – а вы ее подсуньте под дверь!
– Откройте, – зло повторил тот же голос, – вы должны тут расписаться…
– Я не могу открыть, я не одет…
– Да чего ты с ним разговариваешь! – рявкнул второй голос. – Вышибай дверь, к чертовой матери! Пусти меня, я сейчас…
«Черта с два вы ее вышибите! – злорадно подумал Окунь. – Дверь стальная, сейфовая!»
– Спокойно, Серый! – возразил первый голос. – Что ты как малолетка… зачем нам лишний шум…
Окунь перевел дыхание.
Но радовался он недолго: за дверью раздался недвусмысленный звук. Звук скрежещущей в замке отмычки.
– Командир, в подъезд вошли трое! – докладывал по мобильному телефону худой скуластый парень, сидевший в кабине микроавтобуса. – Одного я узнал, это Сарыч из охраны Кондратия. Точно, он. Какие будут указания?
– Значит, все-таки он спелся с Кондратием! – проскрипел в трубке угрюмый голос Ивана Дребнохода. – Вот гнида! Одно непонятно – зачем Кондратию нужно такое решение по парку? Ох не люблю я непонятных вещей!
– Что делать, босс? – повторил скуластый.
– Вот что, Санек! – решительно проговорил Иван. – Быстро выдвигайтесь к нему в квартиру. Я вам подошлю подкрепление, но ваша задача, чтобы до подхода основной группы никто из квартиры не ушел. Понятно? Никто! И самое главное – Окунь мне нужен живым! Ты понял – живым!
– Понял, шеф! Не первый год замужем! – бодро отозвался Санек и отключил сотовый телефон. Затем он вытащил из бардачка пистолет и повернулся.
В глубине микроавтобуса находились еще двое: широкоплечий крепыш в желтой кожаной куртке листал русско-английский разговорник и бубнил со страшным акцентом короткие фразы. Мужчина постарше, с выступающим кадыком и трехдневной щетиной на ввалившихся щеках, дремал, откинувшись на спинку сиденья. Из его приоткрытого рта посверкивали несколько золотых зубов.
– Эй, Фикса, просыпайся! – проговорил Санек, снимая свой пистолет с предохранителя. – Чиф, кончай зубрить! Все равно все не вызубришь! И на фига тебе этот английский? Кому ты там, за бугром, нужен? Ша, работать идем!
– Всегда готов! – Чиф отбросил разговорник, потянулся, проверил закрепленную под мышкой кобуру.
– А кто тут спит? – гнусавым, тягучим голосом отозвался Фикса, приоткрыв один глаз. – Это, может, ты на посту спишь, а я, в натуре, отдыхаю!
Он надел серую помятую кепку, встряхнул головой и пропел с уголовной хрипотцой:
– В Турции народу много, турок много – русских нет…
– Обожди петь! – остановил его Санек. – Вот выполним задание – тогда пой сколько хочешь!
– До этого еще дожить надо, – оборвал его Фикса с кривой нехорошей ухмылкой.
– Ты, это, не каркай! – Санек невольно понизил голос. – Ладно, парни, пошли!
Все трое выбрались из автобуса, перешли дорогу, вошли в подъезд Окуня.
– А к кому вы, мальчики? – осведомилась консьержка.
– К кому надо, тетя! – Фикса весело ощерился на нее своими золотыми зубами.
– А, ну ладно, ну ладно! – испуганно забормотала та. Затем она понизила голос и сообщила: – Тут уже трое ваших проходили!
– Ну, значит, нас уже ждут! – весело отозвался Санек.
Все трое втиснулись в лифт. Санек потянул палец к кнопке пятого этажа, но Фикса цыкнул на него зубом, отвел руку в сторону и нажал на четвертый. Санек с умным видом кивнул.
Замок послушно чмокнул, и дверь начала медленно открываться.
«Вот и верь после этого рекламе! – тоскливо подумал Окунь. – Говорили, этот швейцарский замок ни один вор не откроет! Нет, точно говорят – замки только от честных людей!»
Он хотел сбежать в дальний конец квартиры, спрятаться, но передумал. Все равно найдут. Да на самом деле у него полностью пропала охота убегать, скрываться, бороться за свою жизнь. Пропала охота делать хоть что-то. Все это бесполезно.
Он закрыл глаза, прижался спиной к холодной стене и покорно ждал смерти.
Дверь с негромким скрипом открылась, послышались шаги нескольких людей. Окунь не выдержал и открыл глаза.
Перед ним стояли трое – плечистый тип лет тридцати с длинными, совершенно белыми волосами и круглыми, как у совы, глазами, смуглый парень с пижонскими черными усиками и приземистый толстяк с выбритой наголо головой.
– Вы говорили – телеграмма… – проблеял Окунь слабым растерянным голосом. – Вы говорили – расписаться надо…
– Надо, – подтвердил беловолосый. – Ты у нас везде, где надо, распишешься. И не один раз.
– Кровью, – насмешливо добавил бритый толстяк.
– Ну что ты, Серый, как ребенок! – лениво оборвал его беловолосый, который явно был в этой тройке главным. – Зачем ты человека пугаешь? Человек нам пока еще нужен!
«Я им нужен, – подумал Окунь со слабой надеждой. – Может быть, меня не убьют…»
– Пока еще нужен, – повторил беловолосый, подчеркнув слова «пока еще», и шагнул к Василию.
Василий еще плотнее вжался спиной в стенку. Он в ужасе глядел в круглые совиные глаза.
Беловолосый легко, без замаха ударил его в солнечное сплетение. Василий широко раскрыл рот. Он не мог дышать, не мог кричать, его тело пронзила острая мгновенная боль.