Теперь Сергей двигался увереннее.
Дорога пошла под уклон, и Маркиз поскользнулся, едва не выронив коробку.
– Ты что! – Сергей поддержал его за локоть. – Если ты самое святое разобьешь – они с тобой и разговаривать не станут!
Сделав еще несколько шагов, Маркиз наконец миновал еще один куст, и перед ним наконец показался нещадно дымящий костер, вокруг которого сгрудилась пестрая компания бомжей.
– Это кого же к нам черти принесли? – проговорил, повернувшись к пришедшим, мелкий мужичонка в растрепанной зимней шапке, напяленной ухом вперед.
– Как сказано в писании, кто к нам с чем придет, тот от того и погибнет! – прогудел густым басом пузатый бомж с тяжелым медным крестом на груди поверх теплой фуфайки.
– Эй, честная компания, вы меня что – не признали? – подал голос Сергей.
– А должны? – осведомился мужичок в шапке, приложив руку козырьком. – Вроде я таких никогда не встречавши!
– Да ты че, Малахай!
– А это никак Серега Мокрый! – проговорил мрачный бомж, возле ног которого вольготно развалился большой одноглазый пес.
– Точно, Доктор, узнал ты меня! – бурно обрадовался Сергей.
– Вот радость-то! – гнусаво протянул Малахай. – Уж как мы тебя ждали, прямо ночей не спали, кусок в горло не лез! А кого это ты еще с собой притащил?
– Да вот, человек к вам с делом пришел… – Сергей отступил в сторону, предоставив Маркизу возможность самостоятельно продолжить переговоры.
– Дамы и господа! – начал Леня, как будто находился на трибуне международного конгресса. – Достопочтенные граждане бомжи! Многоуважаемая Халява Панкратьевна! – Он поклонился повелительнице бомжей, которая восседала во главе пестрого сборища, молча наблюдая за происходящим. – Прежде чем приступить к изложению моего делового предложения, позвольте преподнести вашему обществу скромный подарок. В знак моего безграничного уважения и как гарантию самых добрых намерений…
С этими словами он поставил рядом с костром принесенную коробку и ловко открыл ее.
Коробка была заполнена водочными бутылками.
– Во как! – выразительно крякнул Малахай, и глаза его радостно загорелись, – сразу видно хорошего человека!
– Излагай свое дело! – подобревшим голосом сказала Халява Панкратьевна.
– Виктор Михайлович, вам переадресовывают звонок из комитета по внешним связям! – проворковала в трубке секретарша Анциферова Алина Леонардовна.
Анциферов приосанился, машинально поправил волосы, хотя знал, что его никто не увидит. К зарубежным контактам он по старой памяти относился с повышенным вниманием.
– Анциферов! – проговорил он с чувством собственного достоинства.
– С вами будет говорить премьер-министр Индии Индира Ганди!
Анциферов удивленно заморгал.
Во-первых, как бы ни гордился он занимаемым постом, он все же понимал, что премьер-министр огромной страны – это не его уровень.
Во-вторых, он владел английским языком в пределах школьного курса, то есть никак, не говоря уже о других иностранных языках, так что беседа с индийским премьером вряд ли получилась бы достаточно плодотворной.
И, в-третьих, он вспомнил, что Индира Ганди уже давно не является премьер-министром Индии по причине безвременной кончины.
Все эти мысли промелькнули в голове чиновника в доли секунды, но он не успел ничего сказать или сделать, как в трубке прозвучал хорошо поставленный мужской голос, который объявил, как ведущий классического концерта:
– Ария индийского гостя! Исполняется впервые!
– Индира Ганди умерла… – машинально проговорил Анциферов.
Но ведущего уже сменил хриплый, полузадушенный, но все же хорошо знакомый женский голос:
– Умерла, говоришь? Ну и что? Я тоже умерла! Но это не значит, что меня можно забыть! Не слишком ли много ты о себе возомнил? Не забыл ли ты, кому обязан своим положением?
– Кто это говорит? – испуганно выдохнул Анциферов. – Это хулиганство! Прекратите немедленно!
– Ты всем обязан моему мужу! Если бы не вмешательство Геннадия – тебе не видать нынешнего поста, как своих ушей!
– Пре… прекратите! – В голосе чиновника звучал самый настоящий ужас. Он помнил эти слова, и этот голос… только в тот раз он не был придушенным – наоборот, он был резким, истеричным, раздраженным…
– Кто это? – повторил Анциферов, не надеясь на ответ.
– Ты еще спрашиваешь? – хрипло прокашляла его собеседница. – За что, за что ты меня задушил? Что я тебе сделала?..
Ее голос затих, словно растаял в пространстве, и вместо него в трубке зазвучал оперный тенор:
– Не счесть алмазов в каменных пещерах, не счесть жемчужин в море полуденном…
Анциферов швырнул трубку, переключил переговорник на секретаршу, заорал:
– С кем вы меня соединили?
Алина Леонардовна, не привыкшая к такому обращению, на мгновение опешила, но быстро взяла себя в руки и тоном оскорбленного достоинства проговорила:
– Я же сказала вам – с комитетом по внешним связям…
– Звонок был по внутренней линии? – уточнил Анциферов, стараясь сдержаться.
– Разумеется, – холодно подтвердила секретарша. – Кстати, хочу вам напомнить, что через час состоится встреча с прессой и представителями общественности в Шуваловском парке.
Алина Леонардовна была дама со связями и на своем посту пережила уже трех председателей комитета. Именно это она постаралась передать шефу своим холодным профессиональным тоном.
– Спасибо, – сдержанно ответил Анциферов и отключился.
Внутренняя линия… значит, кассета попала в руки к кому-то из сослуживцев. Это не плохо – это просто ужасно.
Он молча сидел, барабаня пальцами по столу.
Но ведь на кассете голос был не совсем такой. Да и слова в конце разговора отличались… что же это значит?
Неожиданно в гулкой тишине кабинета раздались начальные такты сороковой симфонии Моцарта. Это зазвонил личный мобильник Анциферова.
– Слушаю, – отозвался он, поднеся трубку к уху.
– Зря ты меня задушил, – жалобным, трагическим тоном проговорила женщина. Это был другой голос… голос Маргариты!
Не может быть! Ведь ее тоже давно нет…
– Думаешь, никто не знает? – продолжала покойница. – Ошибаешься! Тайное всегда становится явным! Покайся – тебе снисхождение будет!
Анциферов отшвырнул мобильник.
Телефон с жалобным звоном ударился об пол, от него отлетела крышка, выпали аккумулятор, сим-карта.
– Виктор Михайлович, машина подана! – проговорила в динамике Алина Леонардовна.
Анциферов был не в настроении, но работа есть работа.