– Ой! – вскрикнула Катерина, заливаясь краской. – Извините, я не нарочно… я сейчас все отчищу… – И она принялась тереть пятно на брюках салфеткой.
– Не волнуйтесь, оно совершенно не заметно, – проворковал Ованес Степанович, пожирая Катерину глазами. Он склонился к ней, жарко дыша, и прошептал в самое ухо: – Мы с вами могли бы встретиться в более интимной обстановке, нет? Допустим, завтра?
– Что вы такое говорите? – Катя возмущенно отстранилась. – Я замужем!
– Кому и когда это мешало? – не сдавался Ованес. – Я похищу вас! Украду вас у мужа, как Елену Прекрасную! Она, кстати, тоже была замужем!
– Из-за этого, между прочим, началась Троянская война! – пробормотала Катя, отодвигаясь от соседа.
Ованес Степанович снова придвинулся к ней, страстно вращая глазами, и прошептал:
– Пусть начнется война! Пусть наступит конец света! Божественная! Умоляю – дайте свой телефончик!
– Вы меня столкнете со стула! – выдохнула Катя, пытаясь удержать равновесие. – И вообще, немедленно возьмите себя в руки! Мой муж в больнице…
– В больнице? – Ованес засверкал глазами. – Но это же очень удачно!
– То, что вы говорите, просто ужасно!
– Если вы не дадите мне свой телефон, то возьмите мой! – И Ованес Степанович запихнул в Катину сумку картонный квадратик визитной карточки.
– Некоторые совершенно не знают, что такое хорошее воспитание! – возвысила голос Беатриче Левоновна, пытаясь взглядом испепелить Катерину.
Но не одна только Жаннина мать с возмущением взирала на Катю.
Стеснительный Ашот также не сводил с нее глаз, вполголоса бормоча:
– Жанна Георгиевна – это такая женщина! Это необыкновенная женщина!
* * *
– Ну ты, подруга, даешь… – посмеивалась Жанна, подкатывая к Катиному дому, – что это тебе вздумалось этого типа очаровывать? У тебя муж есть, ты им вроде бы довольна… Или захотелось сменить профиль? Бриллиантов захотелось?
– Да как ты только могла подумать! – Катя от возмущения подскочила на мягком сиденье. – Такой приличный мужчина! Да я просто была с ним любезна!
– Ага, и телефончик его взяла просто так, на память! – подначила Жанна. – Мне-то можешь лапшу на уши не вешать, я тебя знаю как облупленную!
– Жанка, неужели ты серьезно? – В Катином голосе прозвучали слезы. – Просто неудобно было отказаться, вот я и взяла номер телефона. Чтобы не показаться невежливой…
– Угу, только на материны разносолы больше не рассчитывай! – веселилась Жанна. – Она тебя и на порог не пустит. Виданное ли дело – у близкой подруги кавалеров отбивать!
– Как неудобно, – огорчилась Катя, – все я не так делаю… Валик заболел, а я даже увидеть его не могу. Там в больнице карантин объявили и такая мегера всем заправляет – мимо нее никак не проскочишь!
– Ох, Катерина, ну я просто на тебя удивляюсь! – Жанна стала серьезной. – Ну как можно опускать руки перед всякой ерундовой проблемой? Ну зачем ты каждый раз действуешь в лоб и ломишься в открытую дверь?
– Дверь как раз закрыта, и охранник стоит, – возразила Катя.
– Вот именно, ну кто когда попадал в больницу с главного входа? Там вечно что-нибудь выдумают, чтобы посетителей не пускать! Нет, ну я, конечно, смогла бы… Но только не ты! Люди сразу чувствуют твою слабость, так что твой путь обходной. Идешь к служебной лестнице и ждешь, когда выйдет нянька. Или санитарка, что постарше. Даешь ей денег – они, знаешь, не больно избалованы, всему рады, так что много не давай, сто рублей, не больше, и спрашиваешь, как пройти к больному Кряквину. Она тебя и проведет. Все просто, и нечего создавать проблему на пустом месте!
– Я завтра попробую, – оживилась Катя.
Дежурная медсестра принесла Хоботову вечернюю порцию лекарств, поправила одеяло и пожелала спокойной ночи.
Едва она вышла из палаты, Слон ссыпал таблетки в бумажный кулечек, чтобы позднее спустить их в унитаз. Принимать лекарства, прописанные профессору Кряквину, он не собирался, а голубая таблетка снотворного ему сегодня была совершенно не нужна, спать этой ночью он не собирался. По крайней мере часть ночи.
В мини-госпитале наступила тишина. Та особая, настороженная тишина, которая бывает только в больнице. Тишина, которую в любую минуту может нарушить мучительный стон больного и беготня встревоженного персонала.
Не хлопали двери, не переговаривались сестры, не бродили по коридору выздоравливающие пациенты. Только негромко гудели люминесцентные светильники в коридоре да едва слышно бормотал автоклав в процедурном кабинете.
Выждав еще полчаса, Станислав Николаевич сбросил одеяло, спустил ноги на пол. Оглянувшись на дверь палаты, он погасил ночник на прикроватной тумбочке и только тогда подошел к окну. Теперь его не могли видеть снаружи, а ему было неплохо видно все, что происходило за окном.
Больничный двор, несмотря на поздний час, еще не вполне опустел.
Группами и поодиночке проходили к автобусной остановке припозднившиеся родственники больных, спешил кто-то из персонала. Однако этот человеческий ручеек постепенно редел. Торопливо прошла молодая женщина, опасливо поглядывая по сторонам, и скрылась за воротами.
Хоботов взглянул на часы. Было всего полдвенадцатого, но осенняя ночь полностью вступила в свои права. Одинокий фонарь едва справлялся со своей задачей, с трудом разгоняя мрак на узкой дорожке от больничного крыльца до ворот. Его слабого желтоватого света не хватало, чтобы осветить большую часть двора, но трансформаторная будка все же выступала из тьмы. Над железной дверью морга висела тусклая лампочка в металлическом колпаке, так что ступени, ведущие в это печальное место, были достаточно хорошо видны из окна.
Хотя Хоботов и не принял снотворное, но глаза начали слипаться.
Он тряхнул головой, протер усталые глаза и всмотрелся в темноту. Ему показалось, что в темном углу двора что-то шевелится. Прижавшись лицом к стеклу, Слон вгляделся в тот угол и разглядел большую лохматую собаку, которая неспешно обходила больничный двор в поисках чего-нибудь съестного.
Вдруг за спиной Хоботова послышался шорох.
Он вздрогнул и оглянулся.
В дверях палаты стояла дежурная медсестра, укоризненно разглядывая пациента.
– Профессор, солидный человек! – вполголоса проговорила она, покачав головой. – Знаете ведь, что после отбоя положено спать? Или вы не хотите поправиться?
– Не спится, сестричка! – жалобно проговорил Хоботов. – Я немного посижу и лягу…
– А что вы в темноте? Включить ночник?
– Спасибо, не нужно! Глаза устали от света…
– Может, вам еще снотворного?
– Не надо! – Хоботов демонстративно зевнул. – Я уже… скоро… засну…
– Ну, смотрите. – Сестра с сомнением прищурилась. – Вам нужно больше отдыхать! С пневмонией шутки плохи!