Все недоуменно переглядывались.
— Чрезвычайно любопытная ситуация, — сказал мистер Гэйтскилл. — Беспрецедентный случай в моей практике.
— Просто невероятно! — воскликнул Роджер. — Мы же все присутствовали при подписании завещания. Все это просто не могло произойти!
Мисс де Хэвилэнд сухо кашлянула.
— Сейчас бессмысленно тратить силы и время на подобные заявления, — заметила она. — Все это уже произошло. И каково наше положение на данный момент, вот что хотелось бы узнать?
Гэйтскилл мгновенно превратился в осторожного юриста.
— Ситуацию можно тщательно проверить, — сказал он. — Данное завещание, безусловно, аннулирует все предыдущие. Мистер Леонидис, будучи в полном уме и здравии, подписывал при большом количестве свидетелей документ, который искренне считал этим вот завещанием. Хм-м. Очень интересно.
Тавернер взглянул на часы.
— Боюсь, я задерживаю ваш ленч, — сказал он.
— Вы не останетесь на ленч, инспектор? — спросил Филип.
— Спасибо, мистер Леонидис, но мне еще нужно встретиться с доктором Грэем.
Филип повернулся к поверенному:
— А вы останетесь, мистер Гэйтскилл?
— Благодарю вас, Филип.
Все поднялись со своих мест. Я незаметно пробрался к Софии.
— Мне уйти или остаться? — тихо спросил я. Фраза прозвучала смешно, как название викторианской песенки.
— Думаю, можешь уйти, — ответила она.
Я незаметно выскользнул из гостиной вслед за Тавернером.
В коридоре болталась Джозефина. У нее был страшно довольный вид.
— Полицейские — дураки! — сообщила она.
Из гостиной вышла София.
— Чем ты тут занималась Джозефина?
— Помогала Нэнни на кухне.
— А я полагаю, ты подслушивала.
Джозефина скорчила сестре гримасу и удалилась.
— С этим ребенком, — вздохнула София, — хлопот не оберешься.
Я вошел в кабинет отца в Скотленд-Ярде и застал там Тавернера, завершающего изложение скорбной повести.
— И что мы имеем? — говорил он. — Я вывернул всех в доме наизнанку — и к чему пришел? — Да ни к чему. Ни у кого никаких мотивов. В деньгах никто не нуждается. Единственное, в чем можно уличить жену Леонидиса и ее молодого человека, — это в том, что последний смотрел на нее бараньими глазами, когда та наливала ему кофе.
— Ну-ну, Тавернер, — вмешался я, — я могу несколько разнообразить вашу информацию. — Можешь? Итак, мистер Чарлз, что же удалось узнать вам?
Я сел, закурил, откинулся на спинку стула и выдал:
— Роджер Леонидис с женой собирались уехать за границу в следующий вторник. У Роджера с отцом произошел бурный разговор в день смерти старика. Старый Леонидис обнаружил какой-то непорядок в делах фирмы сына, и Роджер признал себя виновным.
Тавернер побагровел.
— Откуда, черт побери, ты узнал это? — осведомился он. — Если эта информация идет от слуг…
— Не от слуг, — сказал я. — От личного агента.
— То есть?
— И должен заметить, что, в полном соответствии с канонами детективной литературы, он — или, верней, она, или даже оно — во всех отношениях превзошло полицию… Кроме того, — продолжал я, — мой частный сыщик наверняка держит про запас еще кое-какие сведения.
Тавернер открыл рот и снова закрыл. Он хотел задать сразу так много вопросов, что не знал, с какого начать.
— Роджер! — наконец произнес он. Значит, у Роджера рыльце в пушку, да?
Теперь, когда я все выложил, у меня стало как-то нехорошо на душе. Мне понравился Роджер Леонидис. Я вспомнил его уютную, располагающую к приятному отдыху комнату, благодушие и дружелюбие стеснительного великана и понял, что совсем не хочу пускать по его следу гончих псов правосудия. Можно предположить, конечно, что информация Джозефины не заслуживала доверия, но мне почему-то так не казалось.
— Значит, тебе сказал это ребенок? — спросил Тавернер. — Девочка, похоже, в курсе всех происходящих в доме событий.
Эти сведения — в случае их достоверности — в корне меняли ситуацию. Если Роджер действительно, как предполагала Джозефина, совершил крупную растрату в фирме и если старик обнаружил злоупотребления сына, последнему было важно заставить старого Леонидиса молчать и скрыться из Англии до того, как правда откроется. Возможно, Роджер оказался перед необходимостью преступного действия.
Было решено безотлагательно сделать запрос о положении дел в фирме Роджера Леонидиса.
— Ну и шум поднимется, — сказал мой отец. — Это ведь огромный концерн с миллионным оборотом.
— Если фирма действительно обанкротилась, то ситуация проясняется, — сказал Тавернер. — Отец вызывает к себе сына. Роджер с перепугу признается в растрате. Бренда Леонидис в это время находится в кино. Роджеру требуется только из комнаты Аристида пройти в ванную, опорожнить пузырек с инсулином и наполнить его эзерином — и все дела. Или это могла сделать его жена. По возвращении с работы она ходила на ту половину дома, якобы за оставленной там трубкой мужа. Но при этом она могла подменить инсулин на эзерин до прихода Бренды. Клеменси абсолютно хладнокровна и вполне способна на подобный поступок.
Я кивнул.
— Да, скорее всего, это сделала Клеменси. У нее хватило бы выдержки. Вряд ли Роджеру Леонидису пришло в голову отравлять отца таким образом — в этом фокусе с эзерином чувствуется работа женского ума.
— Среди отравителей встречается очень много мужчин, сухо заметил мой отец.
— И все равно, мне кажется, Роджер — не того типа человек. Может быть, они с женой действовали в сговоре.
— Итак, мы имеем вариант леди Макбет, — подытожил отец после ухода Тавернера. Клеменси Леонидис показалась тебе похожей на эту героиню, Чарлз?
— Не особенно, — ответил я. — Леди Макбет была по сути своей алчной женщиной. Клеменси Леонидис не такая. Непохоже, чтобы она стремилась к обладанию чем-либо.
— Но ведь она может страстно желать безопасности мужа?
— Это да. И она может быть… Жестокой.