Люблю, когда люди выражаются понятно, но вот когда меня называют сучкой, мне это совсем не нравится.
— Допустим, этого и хочу, что дальше?
Было видно невооруженным взглядом, что парень не хотел драться, ему бы зарыться в норку и лежать там, пока не улягутся страсти. Но амбиции взяли верх.
Он занес руку, скорей чтобы напугать меня и заставить дрожать от ужаса.
Я этого не поняла, потому что со мной иногда такое случается.
Перехватив руку прыщавоносого, отвела ее в сторону и, исключительно в интересах самообороны, а также преследуя воспитательные цели, легонько стукнула его в солнечное сплетение.
Жертва нищенствующего милитаризма сделала несколько неуверенных шагов назад, видимо, размышляя, падать мордой на рельсы сразу или немного погодя.
К великому сожалению, он не стал делать ни того, ни другого, а, нагнув голову, бросился на меня с намерением попасть этой не очень-то нужной ему частью тела в область моего живота.
Увы, мне снова пришлось обороняться. А что делать?
Не издав ни единого звука, революционер рухнул на шпалы и затих.
— Черт!
А вдруг испустил дух? Не скажу, чтобы на вид он был крепеньким. Бросить дымовую шашку у него получилось, а вот как насчет выживания в экстремальных условиях? То есть после знакомства со мной.
Я приложила палец к артерии на его шее. Слабенько, но бьется. Но все равно, мне не нравится его вид, что ни говорите. Взялась за его теплую руку с грязноватыми разводами, обнажился синюшных расцветок сгиб локтевого сустава, весь в черных точках.
Что ж, хобби у этого молодого человека вполне определенное, и не скажу, чтобы оно вызывало у меня понимание и симпатию.
Я выпрямилась. Надо бы позвать на помощь — не дай бог еще помрет здесь, на путях. Я сделала несколько неуверенных шагов по направлению к цивилизации, чтобы попытаться привлечь внимание хотя бы кого-нибудь из случайных прохожих, кто мог бы оказать помощь жертве задержания. Пусть хоть в милицию позвонят и «Скорую помощь» вызовут. Как бы мне ни было неприятно общаться с типажом, тонущим в социально-выгребной яме, он все-таки человек и имеет право на жизнь. Пусть беспутную, никому (даже себе) не нужную, но жизнь.
Как назло, обстановка напоминала пустыню Невада. Если кто-нибудь промелькнет вдали, то будет это нескоро.
Я обернулась, чтобы взглянуть, как чувствует себя посланец баррикад, и выругалась про себя.
Парнишки не было на том месте, где только что я его оставила. Не сказав до свидания, он исчез в лабиринте гаражей, избрав для отступления незаметную узкую тропку, идущую как бы в никуда…
Мне ничего не оставалось, как с видом побитой собаки вернуться в клуб, чтобы сдать отчет о проделанной работе.
Пришлось пробираться сквозь толпу, бурно обсуждавшую случившееся на концерте. Судя по всему, жертв не было, потому как ни машин милиции, ни карет «Скорой помощи» поблизости не наблюдалось.
Я поднялась на второй этаж и вошла в зал, в котором были распахнуты все окна. Несмотря на предпринятые профилактические меры, в воздухе чувствовался запах газа, который просто обязан был вышибить из граждан слезу.
Зал был полностью освобожден от зрителей, а музыканты вовлечены в бурные обсуждения, инициатором которых выступал человек лет сорока, с залысинами и карими, как у грустного щенка, глазами.
— …Больше не заикайтесь ни о каких ангажементах! — вещал он тонким голосом. — Впервые в этом прославленном зале произошел такой скандал. Простите, но нам хочется работать при целых стенах и нетронутых окнах. А моя цель — дожить до пенсии без инфарктов и путевок в психушку.
— Да, но мы-то здесь при чем? — разводил длинными руками «Бакстер». — Какой-то придурок, которого мы никогда в жизни не видели, бросил шашку, а на нас валят!
Строгий дядя прикинул, что музыканты действительно не виновны в случившемся, махнул рукой и горестно произнес:
— Ладно, собирайте аппаратуру…
Он покинул поле боя, а я заняла его место.
— По-хорошему, надо бы вызвать милицию, — сказала я.
Музыканты подозрительно посмотрели на меня, но ничего не произнесли вслух.
— Меня зовут Татьяна, — как можно более доверительно сообщила я. — Пыталась догнать вашего обидчика, но он оказался хитрее, чем я думала. Короче, сейчас он уже далеко отсюда и смеется надо мной, да еще рассказывает об этом своим приятелям.
— Да уж, смеяться можно целый год и еще пару часов, — произнес черноволосый парень с широким подбородком и едва заметным шрамом возле правого глаза, придававшим ему беззащитный вид. — Такого позора мы еще не видели за все годы своей деятельности.
— Сколько же лет насчитывает ваша творческая жизнь? — спросила я.
— В этом составе — пять лет, — принял участие в разговоре молодой человек, внешностью очень напоминавший Евгения Петросяна, только худощавого и моложе лет на сорок. — Опыт большой, если хотите знать…
— Понятно, — кивнула я. — Так что же, милиция приедет?
— Нет, мы решили не поднимать шума.
— А зря. — Я взяла в руки ребристую банку цвета хаки, отброшенную в сторону. Из нее сильно несло запахом газа, чьи слезоточивые свойства уже не имели прежней силы. — Такие штуки на дороге не валяются, знаете ли.
Светловолосый парень, косивший под Бакстера, взял у меня из рук беззубую шашку и произнес, покачивая ее в руке:
— Такой экземпляр можно купить на базаре.
Я посмотрела ему в глаза.
— А вам не кажется странным, что какой-то дурачок, которому позарез нужны деньги на наркотики, будет тратиться на дымовую шашку? И, собственно, для чего это? Чтобы сорвать концерт группы, которая не имеет доходов Майкла Джексона и славы Мадонны?
— Пока! — поднял палец кверху паренек со шрамчиком. — Пока не имеет…
Однако, амбиции у ребят!.. А может, на этом и держится весь мир? Люди пытаются доказать себе и всему человечеству что-то важное, казалось бы, только для них лично, а в результате получается мировое достижение.
Наступил момент для знакомства, и я выяснила, что у ребят вполне нормальные мужские имена. Черноволосого со шрамом звали Петр, обладателя внешности Петросяна в молодости — Валерием, а «Бакстера» вполне можно было называть Сергеем, на что тот совсем не обижался.
— Так почему же вы не вызвали милицию? — настаивала я.
Парни переглянулись.
— Сами разберемся, не впервой.
— Как понять — не впервой? — меня заинтриговала эта фраза. — Вы что же, постоянно воюете с кем-нибудь?
— Не постоянно, но есть моменты…
— Понятно… Значит, конкуренты на тропе войны? Сильно заедают?