Нет, все-таки, что и говорить – творческие люди все с прибабахами, то есть с придурью. Самовыражаются изо всех сил. Мне вдруг показалось, что еще немного, и я бы запуталась в липкой паутине театральных интриг. И не лень этой загримированной насмерть братии строить друг другу козни, оскорблять друг друга почем зря, обливать грязью соперников… Тоска. Но кто же такая Маргарита?
Я толкнула дверь со странной табличкой и вошла в небольшую гримерную. Меня в который раз удивило, что все двери в этом густонаселенном муравейнике почему-то не запираются. Что это? Выражение полнейшего доверия к коллегам или отсутствие ценных вещей?
Как бы то ни было, но комната была открыта, и теперь, на это короткое время, принадлежала только мне.
Я прикрыла за собой дверь и, обнаружив примитивную щеколду, заперлась.
Достала сигареты и, усевшись на стул перед зеркалом, не хуже рыжеволосой вампирши Лоры закурила.
Мысли мои обрели полную ясность. Я закрыла глаза и принялась размышлять.
Итак, в театре появилась некая Маргарита, которая, очевидно, раньше работала здесь и играла не последние роли, будучи любовницей режиссера. Она пришла сюда по старой памяти и растревожила покой сегодняшних фавориток и своих бывших злопыхательниц. Что ей было нужно? Зеленое платье. Раз. И чтобы ее загримировали. Два.
Передо мной на столике лежал украденный из костюмерной сверток. Развернув его, я поняла, что не ошиблась. Это действительно было то самое зеленое платье, которое я уже видела. Но почему же Света сказала, что Маргарита вернула его вчера вечером, если я-то видела его сегодня утром на Анне Второй?
Я выдвинула ящик стола, и в это время кто-то дернул за ручку двери снаружи. Затем тихо выругался и ушел. Значит, приходили по Германову душу.
Я облегченно вздохнула и, выдвинув ящик еще больше, вздохнула еще раз. Мне снова повезло. В самом дальнем углу ящика я обнаружила то, что искала. Парик с белыми волосами.
Интересно, как же выглядит Маргарита? Зачем ей понадобилось становиться копией Анны Шубиной? Какую цель она преследовала, когда отдавала такие деньги мне за то, чтобы я отыскала Сашу Берестова с документами, касающимися поставки химического оборудования?
Мне стало чуточку жутковато. Ведь все то время, пока я размышляла над своими задачками, мои руки сами принялись надевать мне на голову белокурый парик и облачать мое тело в зеленое платье. Я стояла перед зеркалом, и мне было не по себе. Как же все-таки одежда и волосы меняют облик человека!
Я закрыла глаза и попыталась представить себе еще раз, подробнее и в деталях, образ Анны Шубиной. Настоящей.
Во-первых, надо придать голубизну глазам, а для этого существует грим.
Выставив перед собой многочисленные баночки и коробочки с гримом, пудрой, тенями, тушью и помадой, я принялась энергично перевоплощаться в Анну.
Вспомнила! У нее были веснушки. Такие симпатичные, трогательные.
Засунув свой джинсовый костюм в пакет, я, выпятив грудь, еще раз взглянула на себя в зеркало.
Нет, это была уже не я. Из глубины зеркала на меня смотрела совершенно другая женщина.
Зачем я это сделала? Наверно, затем, что театральный занавес, увиденный мною на дне кофейной чашки, раскрылся теперь и передо мной. Мне была дана подсказка. Остальное зависело теперь только от меня. Сумею ли я сыграть порученную мне роль?
Стряхнув с себя театральный флер и прекрасно осознавая, что я на какое-то мгновение увлеклась, играя в актрису, я собралась с мыслями и захотела было уже отпереть дверь и выбраться наружу, как кто-то попытался войти в гримерную.
– Эй, кто там, черт вас побери! Откройте, вам что, больше трахаться негде?
Голос принадлежал Герману, и я сразу же открыла.
– Марго? Ты чего здесь делаешь? Если мне не изменяет память, у тебя были какие-то срочные дела.
Мне показалось, что я попала в сумасшедший дом. Неужели Герман не понял, что я не Маргарита? Он гример?
Но с другой стороны, у меня появилась возможность побольше узнать об этой женщине.
Встав таким образом, чтобы свет падал мне на затылок, но никак не на лицо, я, делая вид, что у меня расстегнулась застежка на обуви, наклонилась и глухо спросила:
– Слушай, Герман, а ты не знаешь, кстати, как будет звучать по-английски название того фильма, куда меня пригласили на пробы?
– Знаю. «Вумэн энд рэйн». Какие еще будут вопросы?
– А почему ты мне грубишь?
– Ты будешь с другим мужиком на красном «Форде» раскатывать, а я, значит, буду исполнять все твои желания?
– И где же ты меня видел на красном «Форде»?
– Нигде. У музея радищевского, вот где.
– А почему я не должна раскатывать, как ты выражаешься, с мужиком на красном «Форде»? Я что, не имею права?
– Правильно Светка сейчас сказала – любишь ты людей использовать. Ты вот мне скажи, куда ты это так вырядилась? Пробы закончились, зачем тебе этот маскарад?
– А может, я убийство замышляю? – попыталась я пошутить, но юмор получился довольно черным. Хотя откуда бы ему взяться-то, светлому юмору?
Не попрощавшись, я выскользнула из комнаты и почти бегом спустилась вниз, промчалась мимо расхаживающих по коридору вампиров, принцесс, колдунов и шутов и, уже очутившись на улице, на свежем воздухе, поняла, что наступил вечер. Стало свежо. Тихо и мирно накрапывал дождик.
Я села в машину и неторопливо заскользила по туманным, влажным, потемневшим улицам города в направлении дома.
Меня ждал Саша Берестов.
Карл Либен проснулся, открыл глаза и стал припоминать, что же случилось и почему он один?
Сары и след простыл.
Он приподнял голову и обвел внимательным взглядом комнату. Все выглядело так же, как вчера. Никаких следов, свидетельствующих о том, что его ограбили, – чисто визуальных, конечно, – не было.
Откинув одеяло и спустив ноги на ковер, Карл Либен, поеживаясь от прохладного воздуха, свободно проникавшего в гостиничный номер в приоткрытое окно, встал и с неприятным чувством взялся за свой костюм. Он вывернул карманы, высыпал содержимое на постель и сел проверять, все ли на месте. Золотая зажигалка, инкрустированная платиной, портмоне из крокодиловой кожи, набитое деньгами, пачка сигарет, упаковка презервативов, ароматические пастилки и прочая мелочь – все было на месте. Он облегченно вздохнул. Образ Сары вновь залучился, заиграл мягкими эротическими тонами.
Обойдя комнату и заглянув в шкаф и тумбочку, проверив содержимое чемодана, он наконец с бьющимся сердцем открыл «дипломат». Пакет из темной почтовой бумаги был так же тщательно упакован.
И только теперь Карл почувствовал испарину, выступившую на лбу: он с облегчением вздохнул и плюхнулся в кресло.