«Какая бессмысленная потеря, — подумал я. — Все эти люди много работали и не заслуживали того, чтобы их убил и покалечил какой-то бомбист, по причинам, не имевшим никакого отношения к сообществу, увлеченному королевским спортом. Конечно, соперничество в скаковом мире присутствовало. Иногда это соперничество и стремление победить любой ценой выливались в нарушение правил и даже закона, но убивали и калечили невинных людей где угодно, только не в нашем уютном суффолкском городке в день самой важной скачки года».
Я просмотрел всю газету, чтобы не пропустить какой-нибудь важной информации. И на пятой странице наткнулся еще на один заголовок, набранный большими буквами: «ЦВЕТ СКАКОВОГО МИРА ОТРАВЛЕН „ТОРБОЙ“ — ОДИН ЧЕЛОВЕК УМЕР».
Черт!
Заметке недоставало точности, и в ней было слишком много догадок, но хватало и фактов, которые могли нанести существенный урон моей репутации. Как следовало из заметки, двести пятьдесят известных представителей скакового мира, собравшихся на банкет на ипподроме, были отравлены Максом Мортоном, знаменитым шеф-поваром «Торбы». Далее указывалось, что один человек умер, а пятнадцать попали в больницу. «Торбу» закрыли на обеззараживание. Заметку сопровождала фотография наклейки с надписями «ЗАКРЫТО НА ОБЕЗЗАРАЖИВАНИЕ» и «НЕ ПОДХОДИТЬ» на воротах. На заднем плане виднелось название ресторана, чуть расплывчатое, не в фокусе, но разобрать его не составляло труда: «ТОРБА».
«Черт, — вновь подумал я, — не лучшая реклама для бизнеса».
Верная своему слову, Анджела Милн свернула горы, и инспектор прибыл на мою кухню во второй половине понедельника. Невысокий мужчина, с очками в темной роговой оправе, появился у нас без четверти пять. На несколько минут задержался на автомобильной стоянке, надевая белые халат и шапочку.
— Добрый день, — поздоровался он со мной, когда я вышел из ресторана, чтобы встретить его. — Уард. Джеймс Уард, — протянул руку, которую я пожал. Ожидал, что он проинспектирует ладонь, дабы убедиться, что на ней не осталось грязи, но Уард делать этого не стал.
— Макс Мортон, — представился я.
— Да, — кивнул он, — знаю. Видел вас по телевизору. — И улыбнулся. На душе у меня чуть полегчало. — Так где у нас кухня?
Я указал, и мы направились к двери.
— У вас есть ключи? — спросил я.
— Какие ключи?
Мрачные предчувствия вернулись.
— Ключи от замков. Двое мужчин, которые в субботу обвешали всю кухню замками, сказали, что ключи будут у инспектора.
— Извините. — Уард покачал головой. — Мне никто ничего не сказал.
Я мог поспорить, что мои «друзья», эта парочка сборщиков долгов, никому ничего не сказали. А ключи, скорее всего, бросили в реку Кем.
— Так что будем делать? — спросил мистер Уард.
— У вас есть лом? — полюбопытствовал я.
— Нет, но в машине есть монтировка.
Нам потребовалось несколько попыток, но скобу, на которой висел замок, с треском дерева все-таки удалось оторвать от дверной рамы. Я не сомневался, что и за ремонт, и за замок без ключа платить придется мне.
Инспекция длилась долго, потому что Джеймс Уард в прямом смысле заглянул в каждые щель и угол. Провел пальцем по колпакам вытяжек, поискал налет на сливных отверстиях в раковинах, сунул ушную палочку в щелку между встроенной в стену сушилкой и плитой. Вата на ушной палочке вернулась девственно-чистой. Я знал, что так и будет. Щелку эту оставил специально для того, чтобы инспектора находили и проверяли ее. Я чистил ее каждый день, на случай внеплановой проверки.
— Отлично, — наконец подвел он итог. — Все чисто. Разумеется, завтра я проверю эти тампоны на бактерии. — Он указал на ушные палочки в маленьких пластиковых мешочках. Уард проверил не только щель, но и плиты, разделочные столики, раковины и многое другое.
— Но на кухне можно работать? — спросил я.
— Да, — кивнул он. — Я говорил с Анджелой Милн, и она сказала, что у нее возражений не будет, если я останусь всем доволен, а я доволен, при условии, что тампоны не принесут никаких сюрпризов. — Он поднял пластиковые мешочки. — Но думаю, не преподнесут. Я инспектировал множество кухонь, и эта — едва ли не самая чистая.
Меня его слова порадовали. Я всегда настаивал, что кухня должна быть чистой, и не только для того, чтобы не вызывать нареканий у инспекторов. В меню была приписка, где указывалось, что посетители нашего ресторана имеют полное право в любой удобный для них момент заглянуть на кухню. Многие этим правом пользовались. Все мои постоянные посетители там побывали, а один всякий раз приводил на кухню своих гостей, чтобы показать им меня, Карла или Гэри. Я даже думал о том, чтобы поставить в углу «столик от шефа», за которым посетители могли бы понаблюдать за нами в работе. Но популярность моя с годами росла, мне все чаще приходилось отсутствовать на кухне, и я от этой идеи отказался. Понимал, что, не увидев меня, они начнут жаловаться или разочаруются в моем ресторане, поскольку обед им приготовил не шеф-повар. В итоге пришел к выводу, что не нужно создавать себе лишних проблем, и все столики остались в обеденном зале.
Я поблагодарил Джеймса Уарда, проводил его до машины, подождал, пока он уедет. Пусть он показал себя вежливым и доброжелательным, инспектора Управления контроля пищевой продукции вызывают у шеф-поваров нервную дрожь, так что после его отъезда я облегченно выдохнул.
Следующий час мы с Карлом провели, сдирая наклейки «ЗАКРЫТО НА ОБЕЗЗАРАЖИВАНИЕ», которые, похоже, посадили на суперклей. Потом попытались убрать оставшиеся замки с наименьшим уроном для кухни. Покончив с этим, пошли в бар и налили себе по пинте пива.
— Завтра открываемся? — спросил Карл.
— Если у нас остались клиенты, — ответил я и протянул ему газету.
— Все нормально, — успокоил он меня. — Те, кто приходит сюда, этого не прочтут.
— Уже прочитали, — возразил я. — Купили сегодня газету, как и я, чтобы посмотреть, кто погиб в субботу. И не могли пропустить эту заметку.
— Нет, волноваться нечего. Наши постоянные посетители доверяют нам больше, чем газете. — Но голосу Карла не хватало убедительности.
— Большинство наших постоянных посетителей обедали в пятницу на ипподроме, и я знаю, что это правда, потому что их самих рвало всю ночь.
— Н-да, я про это забыл.
— А как насчет тех, кому ты звонил сегодня? — спросил я. — Чтобы сказать, что вечером мы не откроемся.
— Большинство и не собирались приходить.
— Причину назвали?
— Ты спрашиваешь, не услышал ли я от них, что они не придут, поскольку мы травим людей? Нет, такого не было. Только одна женщина сказала, что они с мужем еще не оправились от пищевого отравления, вот и не смогут прийти. В большинстве своем они посчитали неприличным проводить вечер в свое удовольствие, когда тела погибших еще не успели остыть.