Гэри переместился к моей правой руке.
— Эй, у него под курткой пластиковый гипс.
— Курт говорил, что Уолтер, скорее всего, сломал ему руку. — Комаров подошел ближе. — А ты сломал руку Уолтеру. — «Хорошо, — подумал я, — жаль, что не сломал его чертову шею». — И ты за это заплатишь. — Внезапно Комаров улыбнулся. — Но Уолтер всегда был таким импульсивным. Вероятно, он хотел вышибить тебе мозги клюшкой для поло. — Он вновь улыбнулся. — Возможно, ты еще пожалеешь, что не вышиб. — Я похолодел, весь покрылся потом, но тем не менее улыбнулся в ответ.
Гэри липкой лентой примотал гипс к другому подлокотнику стула. Потом точно так же соединил мои лодыжки с ножками кресла. Меня обездвижили, словно индейку, перед тем как взрезать ей горло. Потом Гэри достал из сумки что-то еще, напоминающее замазку, мягкую белую замазку. Замазка эта находилась в длинном пластиковом мешочке, прямо-таки белый колбасный батон. Я похолодел еще сильнее: Гэри достал из сумки пару фунтов пластиковой взрывчатки.
Белую колбасу он прикрепил к стулу между моими ногами. Господи! Только не мои ноги. Ноги Мэри-Лу, точнее их отсутствие, продолжали преследовать меня по ночам. Только теперь мне предстояло пережить мой кошмар наяву. Из сумки появилась металлическая трубка размером с сигарету, которую Гэри очень осторожно воткнул в мягкую белую взрывчатку, как вставляют пластинку шоколада в сбитые сливки. Из верхней части трубки выходили два коротких проводка, соединенных с маленькой черной коробочкой. Дистанционно управляемый детонатор, заключил я. Теперь меня бросило в жар, пота явно прибавилось. Комаров наслаждался моим страхом. И я действительно насмерть перепугался, осознав, что мне предстоит умереть, и надеяться я мог лишь на то, что смерть будет быстрой и безболезненной, а не долгой и мучительной. Мог я не сказать ему, где оставил этот чертов металлический шар? Мог умереть, не выдав эту тайну? Удалось бы мне обезопасить моих близких, что бы со мной ни сделали? Эти самые вопросы более пятидесяти лет тому назад задавали себе схваченные гестапо разведчики и бойцы Сопротивления. Ни я, ни они не знали ответа, пока не наступал момент истины.
— Где он? — спросил Комаров.
— Где — кто? — переспросил я.
— Мистер Мортон, — он обращался ко мне, словно мы сидели на совещании совета директоров, — давайте не будем терять времени. Мы оба знаем, о чем речь.
— Я оставил его у миссис Шуман.
Джорджу стало как-то не по себе.
— А у меня несколько другие сведения, — покачал головой Комаров. — Миссис Шуман дала тебе две эти вещицы. Одну удалось вернуть, вторую — нет. — Он обошел меня сзади. — Миссис Шуман вообще не следовало держать их в своем доме. Все они теперь изъяты, за исключением одной. — Он вновь оказался передо мной. — И ты скажешь мне, где она, рано или поздно. — Опять улыбнулся. Ему все это очень даже нравилось. Мне — нет.
Из кухни донесся какой-то звук. Не так чтобы громкий, но отчетливый. Словно металлическая ложка упала на пол. «Должно быть, Каролина», — подумал я.
— Неужели ты ничего не можешь сделать как следует? — бросил Комаров Джорджу Кейли. Голос переполняло раздражение. — Следи за ним. — Он указал на меня. — Если дернется, прострели ему ступню. Только не попади во взрывчатку, а не то мы все умрем. — Перевел взгляд на Гэри. — Ты пойдешь со мной.
Комаров и Гэри прошли на кухню через дверь, которой обычно пользовались мои официанты, а не хладнокровный убийца. Мне оставалось только молиться, чтобы они не нашли Каролину.
Стоявший передо мной Джордж явно нервничал.
— Как вы могли влезть в это дело? — спросил я его.
— Заткнись! — фыркнул он, но я его реплику пропустил мимо ушей.
— Почему вы отравили всех гостей на обеде?
— Заткнись! — повторил он, но я опять его не послушал.
— Так вот почему вы не пришли в субботу на скачки.
— Я же сказал, заткнись!
— Это Гэри бросил фасоль в соус? — не унимался я. Он промолчал. — Глупое, между прочим, решение. Не будь отравления, я бы и не дергался. Не стал бы задавать вопросы. — Подумал: «И не сидел бы здесь, связанный, на пороге смерти».
— Зря ты их начал задавать. — Тут я понял, что задел его за живое.
— У вас, значит, неприятности? С боссом? — Я посыпал соль на рану. Он молчал, а я продолжил наступление: — Вы напортачили, не так ли? Джордж оказался не таким умником?
— Заткнись! — Он замахнулся на меня пистолетом. — Заткнись!
— А что думает Эмма? Она знает, чем вы занимаетесь?
Он повернулся и направился к двери, за которой исчезли Гэри и Комаров. Надеялся на подкрепление, потому что я начал доставать его.
— Это Эмма нарубила для вас фасолины?
— Какая чушь. — Он вернулся ко мне. — Фасоль предназначалась только для того, чтобы отравить ее.
— Чтобы отравить Эмму? — в изумлении переспросил я.
— Эмма настаивала на том, что мы должны пойти в эту чертову ложу. Я не мог ее отговорить. Она и Элизабет Дженнингс готовились к этому ленчу с того самого момента, как нас туда пригласили. Я же не мог сказать ей, почему мы не можем пойти. Так?
— Вот вы и отравили обед, чтобы она не пошла на ленч?
— Да. От этого чертова Гэри требовалось подсыпать фасоли только Эмме и Дженнингсам, а этот идиот отравил всех. Даже меня, мерзавец.
— Хорошо. Это послужит вам уроком. — Я сказал ему то самое, что услышал от Каролины.
Гэри я понимал: проще отравить весь обед, чем три тарелки, которые потом каким-то образом должны были попасть к определенным людям. Ему пришлось бы договариваться с кем-то из официантов. Опять же, массовое отравление позволяло ему самому в субботу не приходить на ипподром, чтобы помогать готовить ленч.
— Но Элизабет Дженнингс все равно пришла на скачки, — напомнил я Джорджу. — Почему?
— Я понятия не имел, что у нее аллергия к грибам. Элизабет ела курицу без соуса. Я очень об этом сожалел.
«Очень, но не настолько, чтобы не прийти на похороны Элизабет, — подумал я. — Не настолько, чтобы не принести Нейлу Дженнингсу соболезнования у церкви».
— Тебе следовало спустить все на тормозах. — Он впервые встретился со мной взглядом.
— Что спустить на тормозах?
— Очень уж ты рвался выяснить, кто отравил обед.
— Разумеется, рвался.
— А я не мог этого допустить.
Я уставился на него.
— Так это вы пытались меня убить?
— Я только нанимал людей, — ответил Джордж. И угрызений совести в его голосе не слышалось.
Мне нравился Джордж. Всегда видел в нем друга, и тем не менее он дважды пытался отправить меня на тот свет. Его стараниями сначала мой автомобиль превратился в груду покореженного металла, потом он сжег мой дом и все мои вещи, а теперь стоял передо мной с пистолетом в руке и вновь думал об убийстве. На прошлой неделе я сказал Дороти Шуман, что многих людей убивают друзья. Но никак не ожидал, что жизнь наглядно продемонстрирует мне справедливость моих слов.