С чувством облегчения я распахнула дверь, и Коля радостно меня приветствовал.
– Сумерничаете? – спросил он, входя в гостиную. Я нащупала выключатель. Вспыхнул свет. Коля держал букет красных пионов в одной руке и красивый фирменный пакет из «Магнолии» – в другой.
– Что с вами? – спросил он, присмотревшись ко мне.
– Людмилу убили, – всхлипнула я.
– Какую Людмилу?
– Мою подругу, в Черном урочище.
– Герасимова – ваша подруга?!
– Да!
Коля сложил на стол цветы и пакет, взял меня за руку, усадил на диван и потребовал:
– Рассказывайте!
И я выложила ему все. Про капитана, про текущий кран, про то, что Людмила приходила в пятницу, а спустя несколько часов ее… ее… убили… Про то, что она пошла домой, хотела поработать в спокойной обстановке, а потом почему-то оказалась снова в студии…
– Над чем она работала?
– Не знаю… Она не рассказывала. Она сказала – «бомба».
– Бомба? – Коля глубокомысленно нахмурился.
– Бомба.
– А что это значит?
– Не знаю! Она никогда не рассказывала, над чем работает.
– Понятно. Вы ели сегодня?
– Что? – не поняла я.
– Я спрашиваю, вы сегодня ели что-нибудь?
– Я не хочу.
– Надо, – сказал Коля строго. Дал пакет с продуктами и вышел из комнаты
Зазвенела посуда, и я подумала, что уже второй мужчина хозяйничает на моей кухне… Страх прошел, и я прислушивалась к звукам из кухни с чувством благодарности, невнятно думая о том, что случаются жизненные ситуации, когда даже сильным и самостоятельным женщинам вроде меня нужен мужчина. Пусть такой, как Витя Чумовой, чтобы не тащить груз жизни целиком на своих плечах… Пусть даже помощи с них, как с козла молока… Хоть выплакаться всласть на твердом плече…
– Кушать подано! – объявил Коля, появляясь на пороге.
На кухонном столе стояли чашки с чаем и торт «Метро», с кремом и вареньем. Я слабо улыбнулась и сказала, что это мой любимый.
– Мой тоже! – обрадовался Коля. – Я так и знал, что мы с вами родственные души.
Не будь я в таком жалком состоянии, я бы фыркнула, услышав расхожую фразу из дежурного набора записного ловеласа, но в критических ситуациях высокомерие испаряется начисто.
– А где Шлычкин? – вспомнила я.
– В Греции, – ответил Коля беззаботно. – С семейством.
Я застыла с открытым ртом:
– С семейством?
– Ну! Дунул вчера вечером. Переживал, что не на кого оставить банк. Я ему сказал: отправь одних, посади в самолет, там их встретят. Так нет! За все в ответе.
– Сколько их у него?
– Двое.
Я старательно жевала торт, который застревал в горле. Я была уничтожена. Шлычкин… Семья, дети, каникулы в Греции, своя прекрасная жизнь. И любовница, к которой можно заскочить на часок с продуктами из «Магнолии»… Одинокая девушка без претензий. Вот и этот приперся на огонек с торбой… друг!
– Неужели не сказал? – догадался Коля.
Я дернула плечом:
– Очень надо!
– Вот гад! – он перестал жевать. – Скрытный. Когда сказал, что женится, мы чуть не… одним словом, сильно удивились… У него никого не было. Только какая-то неудачная любовь еще в институте, никто толком не в курсе… Вы же знаете Юрку, из него слова не вырвешь… а тут вдруг женится! Вы ешьте, ешьте, вам нужны силы. – Коля заботливо положил мне на тарелку еще один огромный кусок торта.
Некоторое время мы молча жевали. Предательство Шлычкина сбило меня с ног. Какое счастье, что я его не… что мне по барабану, думала я. Но все равно обидно… Ну и не надо! Подумаешь…
– Коля, это правда – про ритуальное убийство? – спросила я, собравшись с силами.
– Говорят, правда. Культ сатаны. Они арестовали Витальку Вербицкого из «Трапезной». Следак из убойного отдела весь спецфонд перетряхнул в центральной библиотеке, искал описание ритуала жертвоприношения. У меня там знакомая, говорит, сутки сидел, позеленел весь, два раза падал в обморок, она его валерьянкой отпаивала.
– Вербицкий? А при чем тут Вербицкий?
– Черт его знает!
– Он что, сектант?
Коля сокрушенно покачал головой.
– С Виталей никогда ничего не знаешь. С большим приветом, хоть и талант. Вполне мог устроить шабаш. Самое ужасное, Саша, что сегодня ни в ком нельзя быть уверенным. Раньше было проще. Это друг, это враг. Это правительство и органы местной администрации. А сейчас? Театр абсурда. Виталя – классный чувак, но заставьте меня поручиться за него – убейте, не смогу! И за его актерскую банду тоже не поручусь, хотя вместе выпито море разливанное…
Говоря это, Коля подкладывал мне все новые куски торта и доливал из чайничка заварку.
– Больше не могу! Все!
Мы сидели в комнате, не зажигая света. Коля рассказывал про Клуб холостяков, а я снова думала о Людмиле. И о Шлычкине. И чувствовала такую боль, что перехватывало дыхание. Боль от потери Людмилы, боль от предательства Шлычкина… Хотя какое предательство? У нас легкие, ни к чему не обязывающие отношения однокашников, старых добрых друзей… и вообще.
Рука Коли непринужденно лежала на моем плече. Я не прислушивалась к его словам, но мне было приятно присутствие живого существа рядом. Надо будет завести кота. Людмила обещала мне сиамца… Вдруг я вспомнила, что в ящичке столика в прихожей лежит ключ от Людмилиной квартиры. Она отдала мне его после того, как однажды захлопнула дверь и осталась на лестничной площадке в одной ночной рубашке. А тяжелую металлическую дверь пришлось взламывать.
Я метнулась в прихожую, напугав Колю, который замолчал на полуслове. Есть! Я держала в руке маленький ключ белого металла и не испытывала ни сомнений, ни колебаний. Я знала, что нужно делать.
– Дверь опечатана, – сказал проницательный Коля. – Могут быть неприятности, если застукают.
– Ну и что? – ответила я. – Идете?
К его чести, он не раздумывал ни секунды.
– Конечно, не могу же я отпустить вас одну!
Сам Майкл Винчестер не сказал бы лучше. Красивым движением головы Коля отбросил назад локоны, взбил их рукой. Раньше я не преминула бы хихикнуть, но теперь мне было не до того. Несчастья делают человека терпимее…
Была полночь, когда мы подошли к Людмилиному дому. Сначала постояли на другой стороне улицы, притворяясь, что ждем троллейбус. Я смотрела на ее окна и думала: никогда больше Людмила не вернется сюда…
Ночная улица была пустынна. Мы обсуждали план проникновения.