– Кто это, Слава? – с наигранным ужасом спросил Сергей.
– Да так, один мой собутыльник, – ответил Земцов и посмотрел на друзей выразительным взглядом: мол, пора и честь знать.
Блондины не спеша вышли из управления, постояли, покурили, пожмурились на солнышке.
– Я, конечно, не гипнотизер и даже не адвокат, – лениво сказал Сергей. – Но мне кажется, ты совсем разлюбил Ромку Антонова. Пока он был с целой головой, ты говорил о нем вполне доброжелательно, насколько возможно для гуманного адвоката, которому положено жалеть только своего клиента. Я легко считываю оценку с самых нейтральных интонаций. И сразу понял, что Роман Антонов – у нас типа прошлогоднее говно, извиняюсь за французский. Может понадобиться, может – нет. А сейчас, когда ему некому стакан воды подать и даже не во что ее влить, ты вроде его прикончить хочешь… Или я ошибаюсь? Хотя я никогда не ошибаюсь.
– Я что-то о нем говорил вчера в пьяном виде?
– Откуда я знаю? Ты никогда не бываешь пьяным. А если и бываешь, то я обычно не в состоянии это заметить. Ты за Мариной?
– Да. У нас скоро свадьба. Ну, распишемся, ты – свидетель. То есть должна быть свадьба. Надо срочно узнать, нет ли отбоя. Она такая: может не простить. Дома не ночевал!
– Да, это страшный симптом, – согласился Сергей. – Для такого случая нужно всегда иметь при себе пепел, чтобы посыпать им голову. Женщины в гневе – это ужас.
– Мне плевать на всех женщин и твои теории. Но если Маришка злится, если страдает – я могу застрелиться. Настроение такое. Видимо, с перепою.
Валентину привели в кабинет врача медсанчасти. Там ее ждали Земцов, Масленников и невысокий человек с синими глазами под густыми черными бровями.
– Ветлицкая, это врач, который будет с вами работать, – сказал Земцов. – Его зовут Аркадий Петрович. Вы видите, я оставляю включенную видеокамеру, диктофон, все, что вы скажете, будет использовано как добровольные показания. Вы в курсе, согласие подписали. Желаю вам успеха. Мы будем рядом, если захотите прервать сеанс, позовите меня.
Валентина села на стул и сжала от волнения руки. Земцов и Масленников вышли.
– Вы готовы? – спросил врач.
Она кивнула.
– Как давно и насколько регулярно вы употребляете наркотики?
– Давно. С перерывами.
– Бывают галлюцинации, немотивированные эмоции – страх, паника, агрессия, провалы памяти?
– Я не знаю. Не могу ответить.
– Спрашиваю к тому, что все это ставит под сомнение положительный результат.
– Я-то здесь при чем? Знать бы, что для меня является положительным результатом.
…Когда она услышала пресловутое «спать… спать… спать», ей стало смешно. Захрапеть, что ли, ради шутки. У нее почти отлегло от сердца. Понятно, что все это ерунда. Эксперимент для галочки в деле. Или какой-то крючок адвоката, чтобы вытащить ее. Она закрыла глаза, глубоко вздохнула, и… вдруг все исчезло. Она оказалась в темном глубоком колодце и голос свой слышала плохо, как будто издалека.
– Вы помните, как в ту ночь пришел к вам Роман?
– Да, – она говорила медленно, вспоминая слова. – Он позвонил. Я лежала в кровати. Я велела, чтобы он поднимался. Сама пошла в прихожую и открыла дверь. Я хотела спать.
– Вы принимали наркотики до его прихода?
– Да.
– Вы видели тетю до его прихода?
– Да… Она хотела войти в ванную, но там я была, она ушла к себе…
– Роман вошел в вашу комнату сам или вы встретили его в прихожей?
– Он вошел. Я почти спала.
– Представьте себе, как он заходит… Вы видите, что он делает?
– Стоит… Закрывает на ключ дверь моей комнаты. Идет. Трясет меня за плечи. Я не могу проснуться… Он раздевается, ложится рядом… Я не могу проснуться. Он ударил меня по лицу. Сказал что-то грубое. Потом протягивает руку, достает из кармана брюк таблетку, заставляет проглотить.
– Что за таблетка? Он давал их вам раньше?
– Да. Это возбудитель.
– Действует?
– Да. Мы…
– Стоп. Это пропустим. Вы занимались любовью. Потом вы уснули опять? Он спал рядом с вами или встал?
– Я… не могу… Не вижу.
– Видите. Сосредоточьтесь. Вы лежите на своей кровати. Роман одевается. Что вы видели и слышали дальше?
– …Он что-то ищет на столе, в моей сумке, в моих вещах… Потом выходит из комнаты. Я хочу встать, чтобы закрыть за ним дверь…
– Что-то не так?
– Я боюсь… Он там что-то делает. Я боюсь, что он меня ударит, если я выйду.
– Что было дальше?
– Я не знаю… У меня распухла голова от этой таблетки… Я встаю и падаю…
– Вы не слышите голосов, стука двери в комнату тети?
– У меня шум и гул в голове. Я достала из матраса порошок, выпила… Все прошло. Я встала… Вышла. Закрыла входную дверь. Вытащила ключ, чтобы домработница утром открыла.
– Вы вернулись в свою комнату?
– Да.
– Сразу? Вы сразу от входной двери вернулись к себе?
– …Нет… Я пошла по коридору. Тетка не закрыла свою спальню, как обычно.
– Вы вошли туда? Зачем?
– Не знаю. Посмотреть.
– В комнате темно?
– Нет. У нее всегда горит ночник.
– Что вы сделали дальше? Говорите! Что вы сделали дальше? Что вы увидели?
– Я… Я… Увидела их всех… Тетку, маму и отчима. Они занимались любовью… Я боролась с ними, они хотели меня убить, – Валя хрипела, в уголках рта появилась белая пена. – Я ползла до своей комнаты. Закрылась на ключ…
Врач бросился к двери.
– Медсестру с препаратами позовите быстро. У нее приступ…
…После сердечных и успокоительных уколов Валентину перевели в палату, поставили капельницу. У нее было изможденное лицо с синими губами, тенями под глазами.
– Сердце? – спросил Масленников у Аркадия Петровича.
– Букет! – пожал плечами тот. – И сердце, и ломка, и страшное потрясение той ночи, вот что я могу сказать.
– Почему она на допросах скрывала, что заходила в комнату тети?
– Она не скрывала, скорее всего. Это ее мозг спасался от того, что она не хочет вспоминать. Я ж предупреждал: наркотики могут дать искаженную картину. Она увидела сейчас то, что показали ей они. Как тогда себя вела – это ей уже не вспомнить, наверное. Извините, чем смог, тем помог…
Земцов взял видеокамеру, диктофон, поблагодарил врача.
– Как вы думаете, можно вернуться еще к тому моменту, который вызвал у нее потрясение?