Надежда замерла, как кот над мышиной норкой, боясь пропустить хоть одно слово. Редактор выдержал небольшую паузу и продолжил:
– Директора школы обвиняли в сексуальных домогательствах. Нафантазировала избалованная девчонка, дочь богатых родителей, ее папаша забил во все колокола… Я, как назло, отсутствовал… может ведь у человека быть хотя бы неделя отпуска раз в три года?
Надежда Николаевна сочувственно кивнула, но Рязанский энергично мотнул головой:
– Как выяснилось, нет, не может. Эта стервочка воспользовалась моим отсутствием. Она написала большую, скандальную статью и провернула целую операцию, чтобы протолкнуть ее в номер. Одного репортера подпоила, чтобы он не успел закончить срочный материал, для которого была зарезервирована полоса, ответственному выпускающему задурила голову, так что тот пропустил на освободившееся место ее статью, почти не читая… Надо сказать, что стиль у девчонки есть… определенно есть! – Борис Михайлович поморщился, как будто проглотил что-то очень горькое. – И стиль, и хватка… только вот ответственности ни на грош! Вернувшись из отпуска, я еле сумел разгрести созданную ею ситуацию. Еле удалось спасти газету. Ведь такие материалы нельзя публиковать до решения суда…
Редактор еще немного помолчал.
– Самое главное, что и мне, и даже ей самой было понятно, что в статье нет ни слова правды. Вы, наверное, думаете, что нам это совершенно все равно – журналисты, пираньи, акулы пера, бросаемся на кровь… Так вот Горностаевой – действительно все равно, а я, когда увидел того человека, почувствовал что-то такое… Ведь на самом деле она жизнь человеку сломала! Короче, мерзавка этой статьей сделала себе имя и тут же перешла в другую газету, гораздо крупнее. Ее взяли в «Балтийские ведомости»… Перешла со скандалом… Так что очень вам советую – уезжайте. На Мадагаскар, в Бразилию, в Эфиопию, хоть в Антарктиду – только подальше от нее.
– Спасибо, Борис Михайлович. – Надежда решительно поднялась. – Вы мне очень, очень помогли! Я подозревала что-то в этом духе, но вы окончательно открыли мне глаза!
Выходя из редакционного офиса, она невольно покосилась на пригорюнившегося охранника.
Синяк у него под глазом начал медленно лиловеть.
«Вот, значит, как, – думала Надежда, – торопливо шагая по мокрому асфальту, – вот, значит, как было дело… Настырная журналисточка решила сделать карьеру во что бы то ни стало. Тут как раз подвернулся очень удобный случай. Громкое дело, директор школы чуть не изнасиловал ученицу в собственном кабинете. То есть это Горностаева решила раздуть дело, поскольку хотела прославиться, выехать на скандальном материале. У всех есть дети, у многих – дочери школьного возраста, эта тема всем близка, всех волнует. Статья получилась хлесткая, родители завелись не на шутку, если под окнами школы митинги устраивали и детей забирали…»
Тут Надежда с ходу вступила в глубокую лужу. Холодная вода ее несколько отрезвила, и она заметила, что давно идет дождь и что встречные прохожие как-то странно смотрят на нее из-под зонтов.
Надежда применила свой испытанный прием, то есть взглянула на себя со стороны чужими глазами. Чтобы произвести серьезное впечатление на редактора газеты, Надежда оделась сегодня с утра в темно-синий брючный костюм. Костюм этот был сугубо деловой, и Алка злопыхала, что в нем Надежда напоминает ей депутата горсовета.
И вот Надежда увидела, что приличная женщина средних, скажем так, лет, шагает прямо по лужам, без зонтика, размахивает руками и шевелит губами, рассказывая, надо думать, самой себе что-то очень и очень интересное. Ужасное зрелище! И костюм жалко.
Надежда завернула в первое попавшееся кафе и села за столик. Пока принесли кофе, она уже успокоилась и заставила себя рассуждать здраво.
Если бы не статья, директор школы сумел бы, что называется, отбиться. В самом деле, они с девчонкой были в кабинете один на один. То есть перед следствием получалось ее слово против его. Конечно, существовала возможность того, что другие девчонки, поддавшись на провокацию, тоже начнут наговаривать на директора. Был такой старый французский фильм, вспомнила Надежда, там девочка была влюблена в красавца-учителя, и он слишком сурово выговаривал ей за это. Тогда она решила отомстить и выдумала, что он к ней приставал. Точно так же выскочила из кабинета, разорвав платье, и пожаловалась матери. Родители девочки тоже оказались богатыми и влиятельными людьми, они нажали на все педали, и учителя посадили даже до суда, потому что две другие девчонки вдруг тоже сделали заявление о том, что учитель к ним приставал. На суде выяснилось, что одна из них покрывала своего парня, а вторая просто решила прославиться за компанию с остальными.
В случае же с Сергеем Ивановичем, соображала Надежда, не спеша прихлебывая кофе, коллектив учителей стоял бы насмерть, то есть на следствии никто не сказал бы про него ни одного худого слова. Да и ученики, судя по всему, не стали бы наговаривать. Дети всегда чувствуют, как к ним относятся. И если Алка говорит, что директор школы был приличный, спокойный и деловой мужчина, то вряд ли дети захотели бы его хором топить. Тем более, по словам завуча Ларисы Павловны, девчонка, что его обвинила, была вовсе не ангел, то есть порядочная стерва. Стало быть, подружки не стали бы ей помогать. Ведь не побоялась же одна девочка ее крутого папаши и рассказала на следствии, что маленькая стервозина сама ей призналась, что наврала.
Хоть везде и пишут, что милиция у нас поголовно коррумпированная, думала дальше Надежда, но в этом случае следователь оказался достойным человеком. А скорее всего, он понял, что дело-то выеденного яйца не стоит, несмотря на деньги и связи богатого папаши. Ведь обвиняли-то директора только в сексуальных домогательствах, не насиловал же он ученицу в кабинете, в самом-то деле! Статья-то, разумеется, на это есть, но все же у нас не Америка… Лунгин нанял бы приличного адвоката, и тот мокрого места не оставил бы от девчонки на перекрестном допросе.
Так что с уверенностью можно сказать, констатировала Надежда, допив наконец кофе, что во всем виновата журналистка Ирина Горностаева. Если бы полгорода не прочитало ее статью, ничего особенного бы не случилось. Разумеется, Лунгин пережил бы неприятное время, но в конце концов все встало бы на свои места.
Но оказалось, что директор школы не в состоянии выдержать ежедневные митинги у себя под окнами и проклятия со стороны родителей. Небось узнали все друзья и знакомые, а также соседи. Небось не только в школу звонили, но и домой… Вот жена и не выдержала, пошла по пути наименьшего сопротивления. Но о жене разговор особый, Надежда твердо уверена, что, если бы жена Лунгина его любила, она бы не поверила в то, что наговаривают на ее мужа, и постаралась его поддержать.
Но нашлась женщина, поддержала, пригрела, дала приют и еще на работу пристроила. Хотя, как говорят, разбитую жизнь не склеишь… В результате уважаемый человек, заслуженный учитель, болеет, перебивается с хлеба на квас и боится лишний раз выйти из дому. Да, у него явно психологические проблемы.
Надежда вспомнила фотографии, каким худым и болезненным выглядит на них Лунгин и какие усталые глаза у женщины с кулоном, его подруги. Она, бедная, небось бьется как рыба об лед, чтобы как-то его подбодрить и вернуть к жизни. И с этой целью решила вывезти его на дачу к своему бывшему сослуживцу. Погода хорошая, он отвлечется, да и для здоровья полезно свежим воздухом подышать.