И тут вдруг произошло нечто неожиданное — зазвенело стекло, и в окно влетел, упав прямо на стол, камень. Разбился стакан, и осколком Элли поцарапало щеку. Какое-то время мы сидели в оцепенении, затем я вскочил, бросился к окну, распахнул его и выбежал на террасу. Никого не было. Я вернулся в комнату.
Взяв бумажную салфетку, я наклонился над Элли и вытер струйку крови, которая появилась у нее на щеке.
— Ничего страшного, дорогая. Крошечная царапина от осколка.
Я посмотрел на Сэнтоникса.
— Почему это произошло? — спросила Элли. В глазах у нее было недоумение.
— Мальчишки, — ответил я, — начинающие негодяи. Узнали, наверное, что мы въезжаем. Тебе еще повезло, что они бросили только камень… Могли выстрелить из духового ружья.
— Но зачем они это сделали? Зачем?
— Не знаю, — ответил я. — Просто из баловства. Элли вдруг встала.
— Я боюсь. Мне страшно.
— Завтра во всем разберемся, — пообещал я. — Нам ведь пока еще ничего не известно про тех, кто тут живет.
— Может, это потому, что мы богатые, а они бедные? — добивалась Элли. Она обращалась не ко мне, а к Сэнтониксу, словно он лучше знал ответ на этот вопрос.
— Нет, — медленно произнес Сэнтоникс, — не думаю…
— Наверное, потому, что они нас ненавидят… Ненавидят Майка и меня. Потому что мы счастливы? — старалась угадать Элли.
И снова Сэнтоникс покачал головой.
— Нет, нет, причина в чем-то другом… — согласилась с ним Элли. — А в чем, мы понятия не имеем. Цыганское подворье. Всех, кто тут поселится, будут ненавидеть. И преследовать. Вполне возможно, что в конце концов им удастся выгнать нас отсюда…
Я налил стакан вина и протянул ей.
— Молчи, Элли, — упрашивал ее я. — Не надо так говорить. Выпей вина. Конечно, это очень неприятно, но это всего лишь дурацкая выходка, грубая шутка.
— Интересно, — сказала Элли, — интересно… — Она пристально посмотрела на меня. — Кто-то хочет выгнать нас отсюда, Майк. Выгнать нас из дома, который мы построили, из дома, который нам так нравится.
— Мы не позволим, — заявил я. И добавил:
— Я сам буду опекать тебя, так что ничего не бойся. Она снова посмотрела на Сэнтоникса.
— Может, вы знаете? Вы ведь были здесь все время, пока строился дом. Неужто вам никогда ничего не говорили, не кидались камнями, не мешали строительству?
— Иногда трудно отличить случайность от злого умысла, — сказал Сэнтоникс.
— Значит, несчастные случаи имели место?
— Обычно, когда идет строительство, несчастных случаев не миновать. Ничего особо серьезного, никаких трагедий. Кто-то упадет разок с лестницы, кто-то уронит себе на ногу что-то тяжелое, еще кто-то занозит палец, который начинает нарывать.
— Но не более того? Ничего такого, что могло бы считаться настоящей бедой?
— Нет, — ответил Сэнтоникс. — Нет, клянусь вам!
— Помнишь ту цыганку, Майк? — повернулась ко мне Элли. — Как странно она вела себя тогда, как уговаривала меня не переезжать сюда.
— Она не совсем нормальная, эта цыганка.
— Мы все-таки построили дом на Цыганском подворье, — сказала Элли. — Мы ее не послушались. — И, топнув ногой, добавила: — Пусть только попробуют выжить меня отсюда. Никому не позволю!
— Никто нас отсюда не выживет, — поддержал ее я. — Мы будем здесь счастливы.
Наши слова прозвучали как вызов судьбе.
Так началась наша жизнь на Цыганском подворье. Нового названия дому мы так и не подыскали. С того первого вечера за домом закрепилось прежнее название.
— Пусть называется Цыганским подворьем, — сказала Элли, — докажем, что мы ничего не боимся. И бросим им всем вызов, правда? Оно принадлежит нам, и к черту всякие цыганские проклятия.
На следующий день она пришла в себя, повеселела, и вскоре мы занялись устройством на новом месте, стали знакомиться с округой и с соседями. И как-то отправились к коттеджу, в котором жила старая цыганка. Хорошо бы, подумал я, застать ее в саду. До этого Элли видела ее только один раз — в тот день, когда та нам гадала. Хорошо бы ей увидеть, что это самая обычная женщина, которая копает картофель у себя на огороде. Но старой цыганки мы не застали. Дом был заперт. Я спросил у соседки, не умерла ли она, но та покачала головой.
— Наверное, уехала, — объяснила она. — Время от времени она куда-то уезжает. Она ведь настоящая цыганка. И поэтому не может долго сидеть на одном месте. Уезжает, а потом снова возвращается. — И, дотронувшись до виска, добавила:
— У нее тут не все в порядке. Вы из этого нового дома, да? Который только что выстроили на вершине холма?
— Угадали, — отозвался я. — Мы переехали вчера вечером.
— Очень хорошо, ничего не скажешь, — похвалила женщина. — Мы все ходили смотреть, как его строят. Одно удовольствие видеть такой дом — верно? — вместо старых мрачных деревьев. — И, обернувшись к Элли, робко спросила:
— Говорят, вы из Америки?
— Да, — ответила Элли, — я американка или, точнее, была ею, но сейчас я замужем за англичанином и потому теперь англичанка.
— И что же, надумали жить здесь постоянно?
— Да, — хором ответили мы.
— Что ж, очень надеюсь, вам у нас понравится. — В ее голосе послышалось сомнение.
— А почему нам может здесь не понравиться?
— Уж больно тут одиноко. Редко кто, знаете ли, любит жить в уединении, когда кругом одни деревья.
— Как на Цыганском подворье, — добавила Элли.
— Так вы слыхали, как это место у нас называют? Но сам-то дом, который там раньше стоял, назывался «Тауэрс». Не знаю почему. Никаких башен там не было, по крайней мере в мое время.
— По-моему, «Тауэрс» — нелепое название, — заметила Элли. — Мы лучше будем называть наше поместье по-старому. Цыганским подворьем.
— Тогда нужно сообщить об этом в почтовое отделение, — сказал я, — иначе к нам не будут доходить письма.
— Наверное.
— Хотя, если вдуматься, — продолжил я, — так ли уж это важно? Не лучше ли вообще не получать никаких писем?