Нет, надо успокоиться. Я напрягся, пытаясь рассуждать логично. Как Шерлок. Давалось мне это с трудом, наверное Дойль постарался, но я приложил все силы. В конце-концов — я врач. Мой ум холоден как скальпель, остр как ланцет, гибок как бинт! Пусть я никудышний сыщик, но зато — опытный врач. Это чего-нибудь да стоит...
Чуть успокоившись, я стал вспоминать свою жизнь. Все видилось отчетливо и ясно. И окончание Лондонского университета в 1878 году, и назначение в Пятый Нортумберлендский стрелковый полк, и ранение при Майванде... Да, конечно, это могло быть описано сэром Дойлем. Но не мог же он описать в книгах такие интимные моменты, как... ну, скажем, студенческие вечеринки с веселыми девочками... или тот приступ дизентерии, что схватил меня посреди парка пешаварского госпиталя. О, ужасное, постыдное воспоминание, но сейчас я был ему рад. Такое в книгах не описывают. Значит... значит я не просто придуманный персонаж. Я живу полнокровной жизнью! А отдельные эпизоды, придуманные Дойлем... что ж, спасибо ему за них! Они сделали мою жизнь куда увлекательнее, чем у большинства людей. И для целого мира — моего мира! — именно я — автор знаменитых рассказов о Шерлоке Холмсе.
Успокоенный и просветленный, я мирно побрел вдоль книжных полок. В конце-концов, вон сколько Вымышленных Миров! И у меня есть подозрение, что жить в них куда интереснее, чем в Настоящем.
А электричество мы и сами разовьем как следует!
...Холмс встретил мое возвращение ласковым взглядом, и закончил обращенную к Кубатаю фразу:
— Так что — истина всегда выходит наружу! Запомните это!
— Вышла бы наружу истина, куда Кащей детишек спрятал... — пробормотал Кубатай.
— Я это давно знаю, — невозмутимо сообщил Холмс.
— Что?
— То! — внезапно разъярился мой друг. — Раз уж вы, джентльмены, позволили себе нас обманывать, то и я позволил маленькую хитрость. Я решил посмотреть на книжные миры... крайне любопытное занятие. А в какой книге спрятаны дети я знал сразу!
— Откуда? — замогильным голосом спросил Кубатай.
— Из сообщенных вами фактов! Вы не умеете складывать два и два, джентльмены!
— Умеем! — возмутился Смолянин. — Четыре получится!
Холмс тихо застонал и продолжил:
— Кащей — лентяй, не так ли? Значит, книга должна была находиться рядом с Магическим Шкафом. Логично?
Смолянин больше не встревал — он достал из кармана юбки бумажку, карандаш, и принялся что-то писать, бормоча и загибая перепончатые пальцы.
— Логично, — признал Кубатай. — Но это — сотни книг!
— Я выбрал два десятка. Почему? Да потому, что Кащей — аккуратист! Он взял такую книгу, которая по толщине идеально подходила под отломанную ножку шкафа. Чтобы шкаф не шатался!
— Логично... — прошептал Кубатай.
— И, наконец, главное. Кащей ваш, как истинный злодей, хитер. Он понимал, что в любом Вымышленном Мире дети найдут помощь, найдут друзей и союзников. Ведь в книгах всегда побеждает справедливость. А значит — он засунул детей в такую книгу, где они не могли никого встретить, где попросту нет персонажей. В книгу не художественную, а научную!
И Холмс торжествующе достал из стопки книг невзрачный томик.
— «Энциклопедия Южного полюса», джентльмены! Книга, описывающая ненаселенный материк — Антарктиду! Книга, где на детей набросятся не придуманные злодеи — а беспощадный мороз и иные природные стихии.
— Кошмар! — взвизгнул Кубатай, хватаясь за саблю. — Они же замерзли! Как вы могли медлить?
— Спокойно, генерал! Как вы могли заметить, мы попадаем в Вымышленный Мир без всякой системы. Иногда — даже в те события, что в книге не описаны вовсе! Значит — некий магический закон сам направляет наш путь в наиболее драматический миг повествования. Мы могли отправиться на южный полюс вчера, а можем отправиться завтра. Все равно, мы попадем именно в тот момент, когда должна произойти кульминация сюжета. А именно — спасение детей! Я кончил.
— Я тоже! — завопил Смолянин. — Я правильно говорил! Четыре получается!
(Рассказывает Костя)
Эх, пошевелили бы мы мозгами раньше, прежде чем вся толпа к нам в гости завалилась! Может и не натворили бы делов... и я в банке бы не сидел. А то разленились — рыбка жареная, ушица, на завтрак — яичница, книги и греют и развлекают, а перед ужином — футбол втроем, с пингвином... Вот остолопы мы...
Но нет, так ничего не понятно, расскажу-ка я лучше по порядку.
Я проснулся от холода. У огня сегодня должен был дежурить Стас, и он, естественно, спал. Костер потух. Резервная стопка книг — собрание сочинений братьев Стругацких, наша последняя надежда, покрылась снежным мохом.
— Стас! — заорал я, — У нас спичек — три штуки осталось!
— Прошлый раз ты проспал, значит мы в расчете, — невозмутимо заявил он, протирая глаза.
Как-то по идиотски это выходило: как будто главное не то, что мы тут спокойненько можем насмерть замерзнуть, а в том, кто виноват... Но крыть мне все-равно было нечем.
Пока я напрягался, пытаясь придумать как бы его пообиднее обозвать, Стас, стуча зубами, как ни в чем ни бывало взял со стола коробок, вытащил оттуда спичку и чиркнул.
— Вот черт, — сказал он, — раскрошилась. Отсырела, что ли...
— Урод! — вскричал я. — Дай сюда!!!
Отобрав коробок, я выбрал одну из двух оставшихся спичек и осторожно-осторожно надавил коричневой головкой о бочок коробка. Все нормально, крошиться она не собиралась. Я чиркнул. Сера, с треском вспыхнув, отделилась от спички и улетела куда-то в угол. Видно от волнения или от холода я не расчитал усилий.
— Каракуц плешивый, — прошипел Стас, забрал коробок назад и вынул оставшуюся спичку.
— Стас, — умоляющим голосом попросил я, — только осторожнее! Вся наша жизнь в этой спичке...
— Не учи ученого, — объявил он.
Спичка загорелась, Стас осторожно прикрыл онгонек ладонью и поднес к потухшему костру.
И в этот миг дверь станции распахнулась. Ледяной ветер маленьким вихрем промчался по комнате.
Спичка потухла.
— Хана! — хором вскричали мы. — Хана.
— Привет, ребятишки, — раздалось со стороны двери. Тут только мы оглянулись и изумленно уставились туда.