Когда сэр Оливер, шатаясь, поднялся на ноги, битва была в полном разгаре. Испанцы дали несколько залпов из аркебуз, и над фальшбортом повисло плотное облако дыма, из которого извергался нескончаемый поток корсаров, предводительствуемый немолодым высоким, стройным человеком с развевающейся седой бородой и смуглым орлиным профилем. На его белоснежном тюрбане под навершием стального шлема сверкал изумрудный полумесяц. Тело старика облегала кольчуга. Он размахивал огромной саблей, под ударами которой испанцы падали, словно колосья под серпом жнеца. Он сражался за десятерых, и ему на подмогу с криками «Дин! Дин! Аллах! Аллах-иль-Аллах!» спешили всё новые и новые корсары. Не в силах противостоять столь бурному натиску, испанцы отступили.
Увидев, что Юсуф безуспешно пытается освободиться от цепи, сэр Оливер пришёл ему на помощь. Он нагнулся, схватив цепь обеими руками, опёрся ногами о скамью и, напрягая все силы, вырвал скобу из дерева. Юсуф был свободен, разумеется, если не считать тянувшейся за ним цепи. В свою очередь он оказал такую же услугу сэру Оливеру, на что — как ни был он силён — потребовалось больше времени, поскольку либо корнуоллец был всё же сильнее, либо скоба, крепившая его цепь, была вбита в более прочное дерево. Наконец она поддалась, и сэр Оливер тоже оказался на свободе. Он поставил на скамью ногу и разжал звено, крепившее цепь к обручу на щиколотке.
Покончив с этим, сэр Оливер занялся делом мщения. Громовым голосом подхватив боевой клич нападающих «Дин!» и потрясая цепью, он бросился на испанцев с тыла. В его руках цепь превратилась в страшное оружие. Он размахивал ею, словно бичом, нанося удары направо и налево, проламывая головы, разбивая лица, пока не пробился сквозь толпу испанцев, которые настолько растерялись, что почти не оказали сопротивления вырвавшемуся на свободу рабу. За ним, размахивая десятифутовым обломком весла, мчался Юсуф.
Впоследствии сэр Оливер говорил, что едва ли отдавал себе отчёт в том, что происходило вокруг. Когда он наконец опомнился, то обнаружил, что бой закончен, толпа корсаров охраняет сбившихся в кучу испанцев, другие вытаскивают из каюты капитана сундуки и, наконец, третьи, вооружённые молотками и долотами, пробираются между скамьями и освобождают оставшихся в живых рабов, большинство из которых были сынами ислама.
Сэр Оливер увидел, что стоит лицом к лицу с седобородым предводителем корсаров, и тот, опираясь на саблю, не сводит с него удивлённого и восхищённого взгляда. Обнажённое тело нашего джентльмена было с головы до ног забрызгано кровью, а правая рука по-прежнему сжимала тот самый ярд железных звеньев, каковым он и произвёл столь страшное опустошение. Юсуф стоял рядом с предводителем и что-то торопливо говорил ему.
— Клянусь Аллахом, мне ещё не доводилось видеть столь сильного воина! — воскликнул корсар. — Сам Пророк вселил в него силу, чтобы покарать неверных свиней.
Сэр Оливер свирепо усмехнулся.
— Я расплатился за удары их плетей, — сказал он.
Таковы были обстоятельства, при которых сэр Оливер встретился с грозным Асад ад-Дином, пашой Алжира, и первые слова, сказанные ими друг другу.
Вскоре галера Асад ад-Дина несла нашего джентльмена в Берберию; его вымыли и обрили, оставив на макушке пучок волос, за который Пророк поднимет его на небо, когда истечёт срок его земного существования. Он не возражал: здесь его накормили, и раз так, то пусть поступают, как им заблагорассудится. Наконец, его облекли в непривычно лёгкие, свободные одежды и, повязав голову тюрбаном, повели на корму, где под навесом сидели Асад ад-Дин и Юсуф, увидев которого сэр Оливер понял, что именно по его приказанию с ним обращались как с правоверным.
Юсуф бен-Моктар оказался весьма влиятельным лицом — племянником и любимцем самого Асад ад-Дина, столпа веры, избранника Аллаха. Пленение Юсуфа испанцами повергло всех в глубокую скорбь, а недавнее избавление вызвало бурное ликование. Обретя свободу, он не забыл о соседе по веслу, к которому сам Асад ад-Дин проявил величайшее любопытство. Превыше всего в этом мире старый корсар ценил настоящих воинов; по его собственному признанию, ему ещё не приходилось видеть равных этому рослому рабу и наблюдать что-либо, подобное тому, как он сражался своей смертоносной цепью. Юсуф сообщил ему, что на этого человека низошла благодать Аллаха и в нём уже живёт дух истинного мусульманина; иными словами: плод созрел и ждёт руки Пророка.
Когда сэр Оливер, вымытый, надушённый, облачённый в белый кафтан и тюрбан, благодаря которому он казался ещё выше, предстал перед Асад ад-Дином, ему объявили, что если он готов вступить в ряды правоверных дома Пророка и посвятить силу и мужество, дарованные ему Аллахом, утверждению истинной веры и мщению врагам ислама, то его ожидают слава, богатство и почести.
Из всей пространной речи, произнесённой с восточной витиеватостью, в смятенную душу сэра Оливера запала одна лишь фраза о мщении врагам ислама. Он чувствовал, что враги ислама — его враги, и не скрывал от себя, что воздать им по заслугам было бы для него чрезвычайно соблазнительно. Не забывал он и о том, что в случае отказа принять веру Пророка его вновь ждёт весло, но уже на мусульманской галере. За шесть месяцев он сполна изведал прелести этого занятия, и теперь, когда его отмыли и дали почувствовать себя нормальным человеком, возвратиться к веслу было бы свыше его сил. Мы видели, с какой лёгкостью сэр Оливер отрёкся от религии, в лоне которой был воспитан, и перешёл в католичество — к немалому для себя разочарованию, как выяснилось впоследствии. С не меньшей лёгкостью, но с несравненно большей выгодой перешёл он в ислам. Более того, он устремился в лоно Магомета с некоей страстью, чего и в помине не было при его первом отступничестве.
Как мы уже имели возможность убедиться, ещё на борту испанской галеры сэр Оливер пришёл к выводу, что в его время христианство превратилось в зловещую карикатуру, от которой мир необходимо избавить. Однако не следует полагать, будто разочарованность нашего джентльмена в христианстве зашла так далеко, что он уверовал в неоспоримое превосходство ислама, и будто его обращение к Магомету было чем-то большим, нежели простая видимость. Оказавшись перед необходимостью выбирать между скамьёй гребца и кормовой палубой, веслом и саблей, он без колебаний сделал единственно возможный в его положении выбор, гарантирующий ему жизнь и свободу.
Вот так сэр Оливер был принят в ряды правоверных, тех, кого в райских кущах ожидают шатры, разбитые в садах с неосыпающимися плодами среди молочных, винных и медовых рек. Он стал кайей, или лейтенантом, на галере, которой командовал Юсуф, и в добром десятке сражений проявил такую храбрость и находчивость, что имя его вскоре стало известно всем пиратам Средиземного моря. Месяцев через шесть в бою у берегов Сицилии с одной из галер Религии — так назывались суда мальтийских рыцарей [22] — Юсуфа смертельно ранили в тот самый момент, когда победа уже была за корсарами. Он умер час спустя на руках сэра Оливера, назначив его своим преемником и приказав всем беспрекословно подчиняться ему до возвращения в Алжир, где паша изъявит свою волю.