— Неужели я должен забрать её силой? — проревел паша.
Сакр аль-Бар высоко поднял голову, его могучие мускулы напряглись.
— Пока я жив, тебе это не удастся, — ответил он.
— Неверный, мятежный пёс! Ты смеешь противостоять мне… мне?!
— Молю тебя, будь милосерд и не вынуждай твоего слугу поступать недостойно.
Асад усмехнулся.
— Это твоё последнее слово? — грозно спросил он.
— Во всём остальном я — твой верный раб, о Асад.
Какое-то время паша злобно глядел на корсара, затем не спеша направился к двери, как человек, принявший решение. На пороге он остановился.
— Жди! — грозно приказал он и вышел.
Сакр аль-Бар долго смотрел ему вслед, потом пожал плечами и повернулся к Розамунде. В её глазах было какое-то непонятное выражение, которое заставило его отвернуться. Если раньше раскаяние лишь мимолётно посещало его, то теперь оно захлестнуло всё его существо. Ужас и отчаяние охватили Оливера от сознания непоправимости содеянного. Он обманулся в своих чувствах к Розамунде: он не только не ненавидел её, но любил со всем пылом прежней страсти. Если бы он ненавидел её, то от мысли, что она будет принадлежать Асаду, испытал бы злобную радость, а не эти адские муки.
Спокойный голос Розамунды прервал размышления Оливера:
— Почему вы отказали ему?
Оливер быстро обернулся.
— Вы всё поняли? — спросил он.
— Я поняла достаточно. Лингва-франка не очень отличается от французского, — ответила Розамунда и повторила свой вопрос: — Почему вы отказали ему?
— И вы ещё спрашиваете?
— Вы правы, — с горечью проговорила она, — вряд ли это необходимо. И всё же — неужели жажда мщения так велика, что вы готовы скорее пожертвовать собственной головой, чем уступить хоть на йоту?
Лицо корсара помрачнело.
— Конечно, — усмехнулся он, — как ещё вы могли истолковать мой отказ!
— Вы ошибаетесь. Я спрашиваю именно потому, что сомневаюсь.
— Понимаете ли вы, что значит стать добычей Асад ад-Дина?
Розамунда пожала плечами и, не глядя на него, спокойно ответила:
— Неужели это страшнее, чем стать добычей Оливера-рейса, Сакр аль-Бара или как вас там ещё называют!
— Если вы скажете, что вам всё равно, то я больше не стану противиться паше, — холодно проговорил Оливер. — Можете отправляться к нему. Я отказал ему — что, возможно, и глупо — отнюдь не из желания отомстить вам. Просто сама эта мысль привела меня в ужас.
— В таком случае, подумав о себе, вы тоже должны прийти в ужас, — заметила Розамунда.
— Возможно, — едва слышно проговорил Оливер.
Розамунда вздрогнула и хотела что-то сказать, но он взволнованно продолжал:
— О Боже! Чтобы я понял всю низость своего поступка, понадобилось вмешательство Асада! Мы преследуем разные цели. Я хотел наказать вас, а он… Боже мой…
Оливер застонал.
Розамунда медленно поднялась с дивана, но корсар был слишком взволнован и не заметил этого. Вдруг поглотивший его мрак осветил луч надежды: он вспомнил слова Фензиле о той преграде, которую Асад не осмелится преступить из благочестия.
— Есть один выход! — воскликнул Оливер. — Только изобретательность коварной сицилийки могла подсказать его! — Оливер было заколебался, но собрался с духом и коротко закончил: — Вы должны выйти за меня замуж.
Розамунда отшатнулась, как от удара. У неё возникло мгновенное подозрение, которое тут же превратилось в уверенность, что внезапное раскаяние Оливера — просто уловка.
— Замуж… за вас! — повторила она.
— Да, — подтвердил Оливер и принялся объяснять ей, что, только став его женой, она будет неприкосновенна для правоверных мусульман: из опасения нарушить закон Пророка никто и пальцем не посмеет коснуться её, и прежде всего — благочестивый паша. — Только так, — закончил он, — я смогу избавить вас от его преследований.
— Даже в моём ужасном положении этот выход слишком ужасен, — презрительно заявила она.
— А я говорю: вы должны, — настаивал он. — Иначе вас сегодня же доставят в гарем Асада, и не как жену, а как рабыню. Ради собственного блага вы должны верить мне, должны!
— Верить вам! — Розамунда язвительно рассмеялась. — Вам! Вероотступнику, нет, хуже, чем вероотступнику!
Оливер сдержался. Только соблюдая полное спокойствие, он мог надеяться убедить её с помощью логических доводов.
— Вы слишком безжалостны, — с упрёком сказал он. — Вы судите меня, забывая, что в моих страданиях есть и ваша вина. Ведь меня предали именно тот мужчина и та женщина, которых я любил больше всех на свете. Я утратил веру в людей и в Бога. Я стал мусульманином, отступником и корсаром лишь потому, что это был единственный способ избавиться от невыносимых мучений. — Он грустно посмотрел на Розамунду. — Неужели всё это нисколько не извиняет меня в ваших глазах?
Слова Оливера не оставили Розамунду равнодушной. В её ответе сквозила враждебность, но уже не было презрения. Его сменила печаль.
— Никакие лишения не могут оправдать вас в том, что вы опозорили честь дворянина и запятнали мужское достоинство, преследуя беззащитную женщину. Как бы то ни было, вы слишком низко пали, сэр, чтобы я сочла возможным доверять вам.
Оливер опустил голову. Он более чем заслужил это обвинение и чувствовал, что ему нечего возразить.
— Вы правы, — вздохнул он. — Но не ради меня я умоляю вас довериться мне, а ради вас самой.
Под влиянием внезапного порыва Оливер вытащил из ножен тяжёлый кинжал и подал его Розамунде.
— Если вам необходимо доказательство моей искренности, возьмите мой кинжал, которым вы пытались лишить себя жизни. Как только вам покажется, что я изменил данному слову, воспользуйтесь им против меня или против себя.
Удивлённо посмотрев на Оливера, Розамунда приняла от него кинжал.
— А вы не боитесь, — спросила она, — что я сейчас же воспользуюсь им и разом всё покончу?
— О нет, я верю вам, — ответил он. — И вы можете отплатить мне тем же. Более того, я дал вам оружие на самый крайний случай. Если придётся выбирать между смертью и Асадом, будет лучше, если вы предпочтёте смерть. Но позвольте заметить, что пока есть возможность жить, выбирать смерть было бы глупо.
— Возможность? — В голосе Розамунды послышалось презрение. — Возможность жить с вами?
— Нет, — твёрдо ответил Оливер. — Если вы доверитесь мне, то, клянусь, я постараюсь исправить причинённое мною зло. Слушайте. На рассвете мой галеас выходит в море. Я незаметно доставлю вас на борт и найду способ высадить в какой-нибудь христианской стране — Италии или Франции, — оттуда вы сможете вернуться домой.