На мертвенно-бледном лице читались следы безумия.
У меня перехватило дыхание. Я не мог ни говорить, ни сглотнуть. Понял ли он, что я заглянул в пакет? Что он собирался делать с его содержимым? Я был уверен, что этот нож предназначался для меня.
Я попытался подняться и, едва передвигаясь, парализованный страхом, дошел до входной двери. Яростный порыв ветра ударил мне в лицо. Шел проливной дождь. Молнии рассекали небо на горизонте. Я бросился бежать, чтобы поскорее увеличить дистанцию между собой и адом.
Еще долго меня преследовал демонический хохот Холмса.
«Ватсон, куда вы бежите, Ватсон?!»
«Ватсон…» – повторило невероятное эхо.
Я бежал, останавливаясь лишь изредка на несколько секунд, чтобы отдышаться.
А голос Холмса все продолжал звучать мне в спину: «Ватсон! Ватсон!»
Наконец я добежал до деревни Кенвуд и поспешил к первой же таверне, чтобы выпить чего-нибудь крепкого. Переступив порог, я остановился, сраженный табачными испарениями, заполонившими атмосферу. Мои ноги дрожали после столь длительной пробежки. При голубоватом свете двух газовых светильников я разглядел паб, битком набитый разношерстной публикой. Показалось, что меня окружают пугала. Расталкивая их локтями, я прошел к бару и велел налить напиток с эфирным запахом. Я выпил его одним махом. Огненная струя обожгла горло и пробуравила желудок. Однако эта смесь разогнала мою кровь и позволила овладеть собой. После пятого стакана ноги престали дрожать, но я еле ворочал языком, и в голове все смешалось.
Солнечный луч осветил мне лицо. Голова раскалывалась от жестокой мигрени. Я понял, что лежу дома, в своей кровати. У изголовья стоит миссис Хадсон со стаканом в руке.
– Ваш друг доктор Лондон Кайл порекомендовал вам выпить это, доктор Ватсон.
– Как… как я оказался здесь?
– Только вы сами можете это сказать, – с упреком сказала наша хозяйка.
Я хотел убедить себя в том, что все это было лишь кошмаром, что я не выходил из этой комнаты, что Шерлок Холмс навсегда останется величайшим сыщиком, с которым я пережил столько замечательных приключений. Но на этот раз я знал, что это была не галлюцинация.
Некоторое время спустя после этого визита Холмс прислал мне короткое письмо, в котором требовал, чтобы я передал ему эту повесть целиком. Я сделал это без промедления, радуясь возможности расстаться с этим гнусным делом.
Так кончается рассказ доктора Ватсона, временно озаглавленный «Ужас над Лондоном».
Часы, которые отсчитывали минуты за нашими спинами, не могли отвлечь наше внимание – так мы были поглощены чтением этой повести. Даже Лестрейд прекратил ворчать и округлял глаза при каждом неожиданном повороте событий. Как и все мы, он по-новому взглянул на это дело.
Мэтр Олборн прервал чтение, протер пенсне и пальцами помассировал кончик носа. Затем он налил в стакан свежей воды и выпил ее жадными глотками. Майкрофт Холмс потянулся, как медведь, очнувшийся от зимней спячки, и, зевая, посмотрел на часы.
– Уже утро.
Несложно было подсчитать, что нотариус читал уже пятнадцать часов. Немного меньше, если вычесть перерывы на трапезу. Вполне понятно, что ему необходимо утолить жажду и передохнуть.
Опираясь на трость, я поднялся с кресла и сделал несколько шагов.
Лестрейд повторил мои движения и снова начал разговор:
– Этот рассказ принимает тревожный оборот. Сцена в Пандемониуме заставила меня покрыться мурашками. Более того, я не знал истинных причин ухода Шерлока Холмса. Лишь теперь я узнал правду.
Майкрофт Холмс удивленно посмотрел на него.
– Похоже, это удалось лишь вам одному.
– Я понимаю, что это не завещание, а откровение. Должен признать, что со временем некоторые дела оказываются намного сложнее, чем я думал.
Полицейский сощурился, что сделало его еще больше похожим на крысу.
– Шерлоку Холмсу должно было быть что-то известно…
Майкрофт Холмс нахмурился.
– На что вы намекаете, Лестрейд?
– Это же ясно, ваш брат был в ненормальном состоянии.
– Мой друг никогда не терял своих умственных способностей, – сказал я.
– Я не это имел в виду. Я только утверждаю, что у него было двойственное поведение, которое напоминает мне, как Джекил превращался в злобного Хайда. Это не сумасшествие, а раздвоение.
Я подскочил.
– Вот и вы упомянули о раздвоении, Лестрейд! А ведь вы были первым, кто упрекнул меня в том, что я написал об этом феномене в предыдущих главах.
– Я не изменил своего мнения. Опыт Розы Кроули завершился драматической неудачей. Я говорю о раздвоении личности. Полиции хорошо известен этот феномен, поскольку она с ним сталкивается ежедневно. Человек может внезапно стать жестоким и полностью изменить поведение под воздействием алкоголя или наркотиков. Он может совершить ужаснейшие преступления и ничего об этом не помнить. Теперь я убежден, что Шерлок Холмс отправился на расследование своих собственных преступлений.
Мэтр Олборн задумался.
– Как нотариус, я, читая эту повесть, задавался вопросом: имеем ли мы дело с завещанием или с признанием? Каково ваше мнение, доктор Ватсон?
– Должен признать, что в последнее время нашего сотрудничества мой друг не был таким, как прежде. Последний визит к нему был для меня настоящим потрясением. Мне стыдно говорить об этом, но мне хотелось бы вычеркнуть это из своей памяти, чтобы только не обвинить моего друга. Я убежден, что он был болен и сильно страдал.
Лицо Лестрейда омрачилось.
– То, что вы говорите, очень серьезно, доктор Ватсон.
– Серьезно?
– Да, факты позволяют нам утверждать, что вы могли быть соучастником преступления. Это также объясняет, почему эта рукопись так долго оставалась в тайне.
Разговор принял совершенно неожиданный оборот.
– Соучастником? Вы обвиняете меня в убийстве, Лестрейд?
– Вы сами рассказали нам, что ваш друг прогуливался с человеческой головой под мышкой и что вы не известили об этом полицию. Нам есть в чем упрекнуть вас. – Лестрейд нахмурил брови, силясь сосредоточиться. – Да, все так. Ваше молчание свидетельствует о вашей причастности.
Обстановка стала напряженной. Три пары глаз смотрели на меня, требуя объяснений. Мне как можно скорее нужно было отразить удар.
– Вы бредите, старина. У вас нет ни малейшего доказательства против меня.
– Напротив. Нужно всего лишь перефразировать самого Шерлока Холмса. Ваш друг упрекал вас в том, что вы не брали на себя ни малейшей инициативы, ни в какой ситуации не проявляли присутствия духа. Для него вы были всего лишь грузом, привязанным к ногам, грузом, тащить который у него больше не было сил. Разве он не так сказал?