И однажды вечером Лэйн, как обычно, постучал в мою спальню и спросил, не желает ли мисс Тулман прокатиться на роликах. Я не знала, что он имеет в виду, ведь пол в бальном зале до сих пор был заляпан глиной и изуродован. Но когда я увидела длинный коридор к мансарде, выстланный новеньким паркетом, и спасенные из наводнения ролики, очищенные и смазанные маслом, то не смогла сдержать довольной ухмылки.
Мы ездили наперегонки, не заботясь о том, что потом придумают живущие внизу люди, и Мэри неусыпно наблюдала за нами, сидя на ступеньках в мансарду. Он не позволил мне выиграть, как скорее всего поступил бы истинный джентльмен, и только расхохотался, когда я стала ныть, и сказал, что я не могу жаловаться, ведь он никогда и не был настоящим джентльменом. Но я все равно видела, что он что-то задумал.
Когда я встала после нашего шестого забега, пытаясь перевести дыхание, он вдруг резко повернулся ко мне и сообщил:
— Ко мне сегодня приходил мистер Купер.
Я ждала, когда он продолжит, но он только уставился серыми глазами в пол, и тут я увидела нечто, что я видела только один раз в своей жизни. Стало заметно, что Лэйн покраснел, даже под загаром на его смуглой коже. Он продолжил ехать, засунув руки в карманы, пока мы не добрались до противоположного конца коридора, подальше от Мэри.
— Он просил у меня позволения сделать предложение тете Бит.
Я растерянно моргнула.
Хотя мы с миссис Джеффрис очень сблизились, я никогда не думала, что она может… выйти замуж. И еще я не забыла, что мистер Купер подписал медицинское заключение касательно моего сумасшествия, хотя и пыталась — ведь под угрозой был его родной дом. Но вслух я только сказала:
— Ой, как неожиданно. А что думает сама миссис Джеффрис?
— Ну, именно поэтому я тебе это и рассказываю.
Он остановился и поправил волосы рукой. Румянец на его щеках стал еще заметнее.
— Тетя Бит сказала, что расскажет тебе все сама и что… — Он понизил голос еще больше. — Что это длится уже давно. Я об этом не знал, пока ты не рассказала про ту самую комнату, а потом у меня пропал волк… — Он вздохнул. — А тетя Бит сказала, что у мистера Купера «хороший вкус».
Я вытаращила глаза.
— Я предполагаю, что она пыталась… ну, впечатлить его и… им приходилось встречаться за пределами деревни, а в доме сидел я…
Я вспомнила дергающуюся походку мистера Купера в туннеле, когда они знали, что мы уйдем к замку, и ужин у камина. Затем я вытаращила глаза еще больше и схватилась рукой за горло.
— Боже мой. А я сидела там и ждала…
— О да. А они смотрели в окно, как остывает их ужин. — Он понизил голос до шепота: — Кэтрин, он сказал мне, что хочет сделать из нее «честную женщину».
Пару мгновений я смотрела на его ошарашенное, растерянное лицо, затем не выдержала и прыснула, а потом и он расхохотался. Я чуть не упала, и он подхватил меня под руку, чтобы удержать. Тут же из-за чердачного люка вынырнула Мэри и неодобрительно покачала головой. Когда я уже увереннее стояла на ногах, то слегка его оттолкнула. Ситуация была одновременно комичной и ужасной. Он потянул меня за собой, и мы двинулись дальше по коридору.
— Завтра с утра пораньше ты сама услышишь все это от тети Бит, — сказал он. — Она просто вся извелась, как благовиднее все подать. Наверное, чувствует себя виноватой, но думаю, тебе не помешает уже быть ко всему готовой…
— Ага, спасибо тебе за это, — ответила я. — Мне бы не хотелось ранить ее чувства. Но не уверена, что я бы справилась с мимикой…
И тут я остановилась и представила себе все то, что заставляет миссис Джеффрис испытывать чувство вины. Мистер Купер подписал ту самую злополучную бумагу не только ради себя и остальных жителей, но и ради миссис Джеффрис и наверняка после ее убеждений. Серые глаза внимательно наблюдали за движением мыслей на моем лице, смех затих, Лэйн просто ждал моего решения.
— Все это уже давно позади, — сказала я. — И так я ей и скажу утром. Я желаю ей только счастья.
— Спасибо, — шепнул он мне.
На следующее утро я так и сделала и поцеловала мокрую от слез щеку миссис Джеффрис. И в тот день, когда приходила миссис Джеффрис, Лэйн во второй раз не появился в мастерской.
Когда он не пришел на третий раз, я ничего не сказала, а в четвертый я оставила дядю с Мэри и пошла искать его. Он был на той самой тайной полянке и, сжимая свою неизменную красную кепку в руках, сидел у могилы Дэйви. Мы еще не сделали ему надгробия. Уже приближался февраль, было пасмурно, и трогвинд меланхолично завывал в пустоши. Я почти заскучала по жуткой летней жаре, хотя здесь не чувствовалось сильных порывов ветра. Лэйн не поднимал глаз, и я села рядом с ним, закутавшись в пушистую зелено-голубую шаль. Мы долго сидели в тишине. Затем я нарушила молчание:
— Я много думала о Дэйви. Знаешь, мне кажется, он разговаривал, разговаривал все время, просто не с людьми. Я думаю, он разговаривал только с Бертрамом.
— Почему ты так думаешь? — хрипло спросил он.
— Потому что тогда он сказал мне бежать, и его голос оказался очень чистым и звонким, а не грубым и глухим, как если бы он совсем не говорил. И помнишь, в первый день, когда я приехала, и была такой напуганной, и бегала от часов… — На его лице показалась слабая улыбка. — Я пришла в собор, и кто-то смеялся там. А потом я в зеркало увидела, как на меня смотрит дядя Джордж, и завопила так, что было слышно, наверное, и в мастерской.
Он тихо засмеялся.
— Я думаю, что либо в галерее сверху, либо в коридоре позади играл Дэйви. И он смеялся, просто потому что мог. Потому что был один и никто не видел. И думаю, точно так же он делал и здесь.
Лэйн смял кепку и стал теребить ее своими ловкими пальцами.
— Интересно, представляешь ли ты… насколько я зол.
Я осторожно посмотрела на него, но он спрятал от меня взгляд. Я уже привыкла к его вспышкам гнева — Лэйн был похож на порох, — они так же быстро и сильно происходили и скоро заканчивались. Но это было что-то другое. То, что казалось мне безучастностью и нервозностью, на самом деле представляло собой слабо тлеющие угли. Я поплотнее завернулась в шаль. Воздух над поляной разрывали порывы ветра.
— Я зол на всю эту кучу грязи там, за пустошами, которую я звал домом, и на этот холмик перед нами, потому что он не должен был появиться. Но больше всего я зол на Бена Элдриджа и еще на самого себя, что сам не прикончил его, пока была возможность.
— Элдридж мертв.
— Та винтовка, — продолжал он, будто я ничего и не говорила, — должна была быть в моей руке! Я должен был пристрелить его, и ничего этого сейчас не происходило бы. Я знал, что мальчик немножко умеет плавать.
Я положила руку ему на плечо и почувствовала, что он весь словно окаменел.
— Ты даже зачастую не знал, что он делает, не говоря уже об этом… — Но тут до меня дошел смысл его слов. — А что сейчас происходит?