— Что неважно? — спросил Андрей.
— В тот же вечер все и произошло, — инвалид уставился в стенку. — Мою жизнь будто поделили пополам — до и после этого проклятого дома. И Ксения считает, что в этом виноват я сам.
— Так что же все-таки случилось?
Сорокин повернул к адвокату свое измученное лицо, его глаза лихорадочно блестели.
— Мы давно собирались повесить новую люстру в гостиной. Я взял стремянку и полез наверх. Я соблюдал все меры безопасности, но меня ударило током. Упав на спину, я сломал позвоночник… Налей мне еще воды.
Мигом осушив поднесенный адвокатом стакан, мужчина тоскливо сказал:
— С этого дня я никто. Так, подобие человека, тень. Даже у растения жизнь и то интереснее. Жена от меня ушла, дочь почти не навещает. На работе вообще забыли, кто я такой. А ведь мне всего тридцать восемь, Андрей. У меня никого нет. Поэтому я придумываю себе друзей.
— Тараканов? — не удержался Белов и засмеялся мрачным смехом.
— А что? Насекомые тоже божьи твари, — даже не смутившись, ответил Сорокин.
— Так почему Ксения уверена, что вы в чем-то виновны?
— Ты не поймешь этого, — ответил бывший полицейский и отвернулся. — Я и так рассказал тебе больше, чем нужно.
— Хорошо, — сказал Андрей, чувствуя некоторую неловкость. — Огромное вам спасибо, Дмитрий. До свидания.
Он положил на тумбочку свою визитку и уже собирался выйти, как инвалид его окликнул:
— Так зачем ты все-таки приходил?
— А вы бы не пришли, зная, что продавец вашего дома — маньяк? — резковато поинтересовался Белов.
— У тебя проблемы? Да? — едва слышно спросил Сорокин. — Я вижу по твоим глазам.
— Всего доброго, — бросил Андрей.
— Найди Ксению, — крикнул ему вслед Дмитрий. — Она раскроет тебе глаза!
Но последние слова растворились в спертом воздухе — адвокат уже торопливо сбегал по ступенькам вниз, мечтая скорее оказаться на чистом воздухе.
* * *
В провонявшей затхлостью комнате воцарилась тягостная пауза. Дядя Боря, шаркая, почти вплотную приблизился к Сергею, который застыл на стуле как каменное изваяние.
— Что же ты наделал, гнида?! — прошипел он, но в голосе старого уголовника чувствовалось скорее не ярость, а недоумение и растерянность. В заплывших от постоянных попоек глазах промелькнуло жуткое понимание, и его лицо исказилось.
— Я… правильный вор, который всегда жил по понятиям… и я третий день помогаю какому-то «петуху», которого трахали всей хатой?! Ты что со мной сделал, сучара ты подзаборная? Как мне теперь пацанам в глаза смотреть?!
Сергей словно в тумане слышал сбивчивую речь дяди Бори — в какой-то степени он ожидал, что правда рано или поздно всплывет. И раз уж его тайна перестала быть тайной, вариантов не оставалось. Если еще пару минут назад у него была надежда, что конфликта можно было избежать, то сейчас, глядя в змеиные глаза Дюши, на его мерзкую, ухмыляющуюся физиономию, он понял, что назад пути нет. Перед ним словно как в кино в доли секунды промелькнули события последнего месяца — ненавистная вонь в бараке, его «соседки» Вика с Галей, эти два навозных червяка, загаженный «дальняк»… Недавно зажившая рука, словно разделяя эти воспоминания, запульсировала болью. Нет, он лучше сдохнет, чем допустит повтора всего этого кошмара.
— Оглохла, что ли? — издевательски полюбопытствовал Дюша и тоже шагнул вперед. — За свои делишки нужно уметь держать ответ. И на зоне, и на воле. Или ты думала, что на свободе отмоешься и станешь другой, Света?!
Он посмотрел на дядю Борю и цокнул языком:
— Извиняй, но ты законы знаешь. Я теперь с тобой за один стол не сяду.
— Убью падлу! — захрипел уголовник и потянулся скрюченными пальцами к шее Сергея.
Тот действовал молниеносно, и в первый момент дядя Боря даже ничего не понял. Он ошеломленно смотрел на Сергея, кося глаза на рукоятку ножа, лезвие которого почти полностью погрузилось ему в шею.
Сергей вытащил нож и ударил снова, сильно, с размахом. Дядя Боря, получив второй удар в шею, тяжело опустился на свой засаленный, в грязных разводах, матрас. Кровь широкими толчками стала заливать его выцветшую майку.
— Что творишь, сука? — изумленно выдавил из себя Дюша. Еще никогда на своем веку ему не доводилось слышать, а тем более видеть, чтобы «опущенные» шли на подобный беспредел. Спотыкаясь, он побежал к входной двери.
«Если он убежит, мне кранты», — эта мысль материализовалась в мозгу Сергея как-то плавно и ненавязчиво, словно ни к чему и не обязывая. Взгляд мужчины упал на стоявшую рядом с табуреткой бутылку — в ней еще оставались остатки водки. Схватив ее, он ринулся за Дюшей, который ожесточенно возился с замком.
Сергей с силой ударил уголовника бутылкой по голове, но вопреки его ожиданиям она не разбилась. Вскрикнув, Дюша сполз на пол, со стоном хватаясь за голову. Сергей ударил снова. Новый крик огласил квартиру, но бутылка все еще оставалась цела. Впрочем, после этого удара его обличитель потерял сознание.
Сергей поволок бесчувственное тело обратно в комнату. Дядя Боря был еще жив и что-то бессвязно мычал, извиваясь на покрасневшем матрасе. Покрепче ухватившись за горлышко бутылки, Сергей разбил ее об табуретку. При скудном освещении комнаты тускло блеснули острые края «розочки».
— Прости твою душу, — сказал он, с силой погружая свое оружие в живот Дюши. От нечеловеческой боли зэк пришел в сознание, и его тело выгнулось дугой.
— Не надо, — залепетал он, пытаясь отползти в сторону. — Слушай, не надо! Тебе самому не жить после этого!
— А я этого и не очень-то хочу, — пробормотал Сергей, снова вонзая в живот бывшего зэка «розочку».
Неожиданно за дверью послышалась какая-то возня.
— Эй, алкаши! Я сейчас ментов вызову! Задолбали уже беспредел устраивать каждый день! — загремел мужской голос. — Борис, я тебя в последний раз предупреждаю!
— Помо… — открыл было рот Дюша, но Сергей заткнул его и нанес новый удар. Потом еще и еще. Дюша судорожно извивался, пытаясь укусить Сергея, но позвать на помощь ему так и не удалось.
Голос на лестничной клетке еще немного повозмущался по поводу «притона в приличном доме», после чего раздался звук хлопнувшей двери, и все стихло.
Сергей смотрел в тускнеющие глаза Дюши, не убирая ладони ото рта. Он почувствовал, как по тщедушному телу бывшего зэка проходит волна конвульсий, затем Дюша дернулся в последний раз и замер. Его взгляд даже после смерти остался таким, как и при жизни, — злым и безжизненным.
Сергей словно во сне поднялся на ноги. У него кружилась голова, грудь ходила ходуном, он недоуменно смотрел на свои руки, забрызганные кровью. Шатаясь, подошел к дяде Боре. Тот лежал на матрасе, его распоротое горло неравномерно вздымалось, и Сергей даже подивился, насколько живуч оказался старый алкоголик.