— Все, он труп, — сказал Филя. — Покараю падлу.
На следующий день он чуть было в самом деле не исполнил свою угрозу.
Игнат Воронов держал ее за руку, и они о чем-то увлеченно болтали. У подъезда Марина обернулась, и Игнатик привлек ее к себе.
— Не надо, — прошептала Марина, и Филя, притаившийся с компанией в густой темноте автомобильных гаражей, ухватился за это «не надо» как за спасительную соломинку.
Воронов обнял ее за талию и прижал к себе.
— Не надо, — снова прошептала Марина, подаваясь вперед и подставляя губы для поцелуя.
Филя с горечью понял, что является свидетелем их устоявшейся игры. Целовались они долго, и Филе иногда казалось, что сейчас он убьет их обоих. Потом Марина ушла, прошептав перед этим то, что Филя запретил себе услышать. И когда Воронов с малахольно сияющими глазами приблизился, дорогу ему перегородил Сущенко. Филя его считал одним из самых верных «шестерок» и даже подумывал, чтобы приблизить к себе.
— Привет, Воронов.
— Сущенко… Саня? Здорово.
— Не поздновато гуляешь?
— А что?! — Воронов продолжал улыбаться.
— Тут с тобой переговорить хотят. Зайдем за гаражи…
— Пойдем.
Он зашел в темноту гаражей, и в следующий миг из его глаз посыпался сноп искр. Удар был нанесен кастетом, и он даже не успел закрыться. Дальше удары последовали со всех сторон, потом его, уже лежащего, били ногами. В какой-то момент ему показалось, что он может сейчас задохнуться, а потом, неподвижного, его перевернули, и в размазанном лунном свете он увидел склоняющееся к нему лицо Фили.
— Ты, мудак… Еще раз увижу рядом с этой телкой — пи…ц! Урою, падла! Понял меня? А если стукнешь — сойдешь в могилу, гандон. Понял?!
Он ничего не отвечал и лишь смотрел на Филю глазами, превратившимися в узкие щели от припухлостей, перепахавших его лицо.
На следующий день из зеркала на Игната Воронова глядело некое подобие сенбернара. Мама стонала, охала, горько причитала, собираясь вызвать милицию.
— Ну пожалуйста, не надо, — попросил он. — Я все равно не знаю, кто это был. Не видел в темноте.
Но в класс был все же вызван инспектор по делам несовершеннолетних — такую разукрашенную физиономию не скрыть. Когда Игнат Воронов вошел в класс и Марина увидела его, она закусила губу. Инспектор стоял у доски вместе с учителем физики, бывшим их классным руководителем. Еще он заметил, что рядом с Мариной развязно уселся Сущенко — демонстрация продолжается. И скорее всего все, все знают, уж класрук точно…
— Ну, Воронов, — проговорил инспектор, — что ты нам хочешь рассказать?
Он шел между партами, вперед.
— Раскроешь пасть — убью, — прошептал ему вслед Филя.
— Ну, мы ждем, — кивнул класрук.
— Нечего рассказывать.
— Что значит нечего? — всполошился инспектор. — Кто физиономию-то разукрасил?
— Не знаю. Темно было.
Марина и Сущенко сидели за первой партой. Он продолжал идти вперед.
— Послушай, Воронов… Значит, будешь покрывать своих дружков? А может, ты в банде? Придется поставить тебя на учет. Знаешь, что это такое?
— Поступайте, как считаете нужным.
— Я смотрю, говорлив ты. Еще одно нарушение — и полетишь у меня в колонию для несовершеннолетних. Ты понял, пацан? Борзота…
Игнат чувствовал, что его глаза вот-вот взорвутся подступающими слезами, но он сдержал себя.
— Ты должен перед всем классом объяснить, где это ты проводишь время, — вдруг проговорил класрук, — и почему ты весь разукрашен.
— Наверное, заслужил, — сказал Филя, и по классу прокатился легкий смешок.
— Разговорчики, Филатов, — ухмыляясь, проговорил инспектор.
— А я чё? Я к тому — может, он на грабли наступил?!
Теперь класс уже грохнул, учитель физики с трудом сдержал улыбку, и милицейский инспектор захихикал неожиданно высоким голосом.
Он, не обращая на все это внимания, подошел к парте, за которой сидела Марина. Игнат посмотрел на нее, она подняла свои огромные влажные глаза, и ему показалось, что эти глаза светятся. И в этот момент он почувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Потом он улыбнулся, Марина улыбнулась в ответ. В классе воцарилась полная тишина.
— А ну, пошел отсюда, — проговорил он, не глядя на Сущенко.
— Чего-чего?! — Тот искренне вытаращил глаза.
— Я же сказал, — в голосе абсолютное спокойствие, — брысь отсюда.
Тишина в классе стала густой, многие сидели, боясь шевельнуться, и только Рыжий вдруг громко усмехнулся и, развалившись на стуле, радостно уставился на Филю.
— К-к-как? — растерянно спросил Сущенко.
— Так, — усмехнулся Игнат. — Это мое место.
— С чего это ты взял, ты, козел! — Сущенко, к сожалению, был не настолько умен, чтобы быстро ориентироваться, и несильно ударил его носком ботинка по ноге.
— О-о-о-х-х, — довольно потянулся Рыжий.
Улыбка не сползла с губ тихого мальчика Игнатика Воронова. Он ухватил Сущенко за его длинные волосы и резко откинул приподнимающийся край парты. Лоб Сущенко и деревянная панель встретились со звонким ударом. Потом он просто отвел руку, держащую Сущенко за волосы, назад, и тот полетел в проход.
— Это мое место, я же тебе сказал, бледнолицый.
Он сел рядом с Мариной. В классе повисла напряженная тишина. Класрук смотрел на них очень внимательно, потом неожиданно спросил:
— Кто так решил?
— Мы, — прозвучал голос Марины, и казалось, что в этот момент можно было услышать биение множества сердец. — Так решили мы, вдвоем. Вы спрашивали, где он проводит время? Я вам отвечу — со мной.
— Ну, Власова, — глаза класрука стали вдруг очень колючими, — не ожидал я от тебя…
— А я — от вас, Геннадий Андреевич! А если хотите узнать, кто его так разукрасил, — Марина, не поворачивая головы, указала рукой в проход, где поднимался на ноги Сущенко, — спросите там… Там многие знают! Только не хватит смелости, кишка тонка. Иначе многих сажать придется… Я ведь права, да?!
Класс словно онемел. И тишину нарушил лишь довольный смешок Рыжего:
— Х-х-а!!! Во кайф!…
* * *
Уже в середине урока Филя прислал Воронову записку: «Тебе крышка, казел». Воронов зачеркнул свою фамилию и написал: «Филатову». Затем он исправил букву в слове «козел», поставил свою подпись и вернул записку обратно. Эти манипуляции ни для кого не остались секретом. А потом в кабинете химии пропала склянка со смесью кислот. Пополз слух, что готовится нечто страшное, Филю вызвали к директору, проверили весь класс, но ничего ни у кого не нашли.