— Контрабандный груз…
— Я не об этом. — И она указала глазами на сына. — Он сказал, что ждет вас. И еще, — она посмотрела по сторонам и перешла почти на шепот, — что до этого вас в самолете не было.
— Ну, ребенок… Ребята — они все фантазеры.
Мальчик протянул Стилету листок бумаги, на нем детской рукой были выведены два знака. Игнат вздрогнул и, склонив голову, внимательно посмотрел на мальчика:
— Откуда тебе это известно, парень?
Мальчик улыбнулся, и от того, что он сказал дальше. Игнату стало не по себе:
— Я вас нашел… Но сейчас нам надо спешить — Чудовище скоро проснется. Мы должны успеть отыскать нить.
* * *
Но нить начиналась вовсе не в самолете. Конечно, Дед ничего не знал о Чудовище, о Лабиринте и о мальчике, нашедшем человека с серо-голубыми глазами. Дед просто делал свое дело, но именно он начал сматывать нить в клубок.
Генерал Анатолий Иванович Панкратов стоял у окна своего громадного, выдержанного в духе прошедших героических эпох кабинета и с минуты на минуту ждал Деда. Он неспешно набивал трубку вишневого дерева янтарным голландским табаком, пахнущим черносливом, и время от времени взгляд его падал на экран большого телевизора «Сони-тринитрон». Он собрал свою команду — «ретивую молодежь», несколько наиболее приближенных к нему человек, и попросил еще раз прокрутить видеозапись десантирования Зелимхана Бажаева и капитана Воронова на борт пассажирского самолета и идущее следом заявление Бажаева, в котором тот утверждал, что по собственной воле находится на борту заминированного аэробуса «Ил-86» и, каковы бы ни были истинные цели людей, предпринявших эту акцию, он просит ее прекратить. Вот так вот…
Это было великолепно — Панкратов даже внутренне поаплодировал Деду, — это было как взрыв бомбы. В принципе от Деда и от остатков его сумасшедшей «Команды-18» можно было ожидать чего угодно, но такого хода никто, конечно же, просчитать не мог. Подобное могло прийти в голову только безумцам.
Дед, Паша, старый боевой товарищ… Что теперь со всем этим делать?
Генерал Панкратов закончил набивать трубку, извлек из кармана дорогую бензиновую зажигалку «Зиппо», подаренную Виктором (эх, Виктор, Виктор, куда же ты раньше-то смотрел?!) к недавнему празднику Советской Армии (как бы теперь эти комедианты ни прозвали День 23 февраля, для генерала Панкратова он навсегда останется Днем Советской Армии и Военно-Морского Флота), склонил ее специальным круглым отверстием в шторках фитиля к трубке и прикурил. Густой ароматный дым..
Анатолий Иванович Панкратов был крупным и все еще очень крепким мужчиной. Конечно, он не выглядел таким подтянутым, как Дед, и не имел таких синих мальчишеских глаз, но все нормативы по физической подготовке он перевыполнял и до сих пор не пользовался лифтом, предпочитая пробежку по лестнице. «Ретивая молодежь» знала о причудах Седого, как за глаза и не без доли уважения прозвали генерала Панкратова, но крайне редко эти причуды являлись поводом для острословия. Его командный голос был низким, с оттенком хрипотцы, говорил он мало и веско и разоткровенничаться мог лишь с узким кругом старых боевых товарищей, таких, как Дед. И в общем-то поступал правильно, потому что в минуты откровения он говорил настолько банальные вещи, что его грозный ореол человека, не умеющего ошибаться, мог померкнуть. А ошибался он действительно крайне редко, и для этого не надо было говорить — всю свою жизнь генерал Панкратов, презиравший болтунов, был человеком действия.
Да, разоткровенничаться он мог лишь с Дедом да еще с парой-тройкой старых боевых товарищей. И с Дедом ему было интереснее всего, видимо, потому, что они имели несколько разные взгляды на некоторые вещи. Лишь на некоторые вещи, а во всем остальном они оставались не разлей вода. И понял это Анатолий Иванович почти пятнадцать лет назад в одной далекой стране, когда их колонна остановилась в горном кишлаке всего лишь на несколько минут, чтобы справиться насчет воды, и местные улыбались и кивали головами, и никто, никто из них даже не намекнул, что в кишлаке были «духи», лишь Дед обратил внимание, что сгущается какая-то странная тревожная тишина. А местные все улыбались и кивали головами, вспоминали известные им русские слова и снова улыбались, а из соломы уже извлекались противотанковые гранатометы — это уже потом перестали входить в кишлаки, а в тот день среди узких пространств налепленных друг на друга домишек «духи» сожгли почти всю колонну. Кишлак был очень большим, и наши еще пробовали уйти, но те били с крыш, из подворотен, и Васька Давиденко, полковой певун, самый безобидный и светлый человек на свете, даже не успел понять, что произошло, когда стоящий напротив и улыбающийся пожилой седобородый человек вспорол ему живот ножом — это стало сигналом. И это был ад, они стреляли практически в упор и сожгли всю колонну — уцелело только восемь человек. Да, в том кишлаке были женщины и дети и, возможно, мирные жители, но никто из них не предупредил о «духах», и никого из ребят уже не вернешь. Тогда они с Дедом, чудом уцелевшие, решили отомстить за погибших товарищей, и Дед предлагал вернуться в кишлак и разобраться с «духами», и в особенности с этим седым подонком. Дед прямо на нем зациклился, но Толя Панкратов принял иное решение. Через несколько часов весь кишлак был накрыт ударом батареи залпового огня. Кишлак перестал существовать, и тогда — это было еще в самом начале — даже последовала нота официального правительства. И странный разговор состоялся с Дедом: он утверждал, что так не делается, что надо было вернуться и разобраться с «духами», а вот теперь, возможно, они оттуда ушли и пострадали лишь невиновные.
— Нет невиновных, пойми ты, Паша! — сказал тогда Панкратов. — Это восточное коварство. Васька Давиденко, царствие ему… — счастливый человек, даже не понял, что умирает. Если б хоть кто-нибудь из них предупредил, что в кишлаке «духи», колонна была бы жива, а они улыбались. Улыбались и готовили гранатометы. Значит, они виноваты все и впредь должны знать, что за подобное следует кара. Жестокая и неотвратимая.
— Это теория выжженной земли, — вздохнул тогда Дед. Но казалось, что он имеет в виду что-то совсем другое.
Панкратов кивнул:
— Возможно, Паша. Но она действенна. А ты что, решил играть с ними в рыцарей? Тебе улыбаются, а другой рукой кинжал в спину. Смотри: эти гробы — цинковые, и они пойдут на родину.
Дед тогда ничего не ответил — все было очевидным, но вроде бы он остался при своем мнении.
А потом, несколько позже, еще один их фронтовой товарищ погиб, и Панкратов видел, как Дед поливал «духов» из автомата, и они были уже давно мертвы, а Дед еще продолжал вести огонь, и Панкратову пришлось остановить его:
— Успокойся, Паша, слышишь, успокойся. Все уж, все, его уже не вернуть. А эти давно готовы. Успокойся.
Да, они с Дедом прошли много всего. Понюхали и пороха, и дерьма, и крови. Потом их фронтовое братство разбросала судьба, и генерал Панкратов начал круто делать военную карьеру, а Паша, получивший генерала позже, продолжал создавать специальные подразделения. Паша — потомственный чекист, и, конечно, лучшим его детищем была «Команда-18». Да и это развалили пришедшие к нам перемены. «Что б вам жить в эпоху перемен» — страшное китайское ругательство…