Развить эту ужасную мысль у меня не было времени – Жак Рено уже входил в комнату.

Пуаро деловито поздоровался с ним и сразу приступил к делу:

– Прошу вас, садитесь, мосье. Весьма сожалею, что пришлось потревожить вас, но вы, вероятно, догадываетесь, что обстановка на вилле не слишком мне благоприятствует. Мы с мосье Жиро совсем по-разному смотрим на вещи. Он, как вы понимаете, не жалует меня, и я не хотел бы, чтобы он воспользовался теми небольшими находками, которые мне удалось сделать.

– Я вас понимаю, мосье Пуаро, – ответил юноша. – Этот Жиро – отпетый грубиян, и я был бы чрезвычайно доволен, если бы кто-нибудь натянул ему нос.

– В таком случае могу я просить вас о небольшой услуге?

– Разумеется.

– Нужно пойти на вокзал, доехать поездом до следующей станции, до Аббалака, и узнать там, не оставляли ли в ночь убийства двое иностранцев чемодан в камере хранения. Это небольшая станция, и иностранцев там наверняка запомнили бы. Могли бы вы сделать это?

– Охотно, мосье Пуаро, – озадаченно ответил юноша, однако с полной готовностью.

– Видите ли, нам с моим другом предстоит заняться другими делами, – объяснил Пуаро. – Поезд в Аббалак отходит через четверть часа, и я бы просил вас не заходить на виллу, чтобы Жиро ничего не заподозрил.

– Хорошо, я пойду прямо на станцию.

Он поднялся и хотел было идти, но Пуаро остановил его:

– Минутку, мосье Рено, у меня вызывает недоумение одно незначительное обстоятельство. Почему сегодня утром вы не сказали мосье Отэ, что в ночь убийства были в Мерлинвиле?

Жак Рено густо покраснел. С трудом удалось ему взять себя в руки.

– Вы ошибаетесь. Я был в Шербуре, о чем и сообщил следователю сегодня утром.

Глаза Пуаро сузились, как у кошки, и вспыхнули зеленым огнем.

– В таком случае это очень распространенная ошибка, ибо ее разделяют и железнодорожные служащие. Они показали, что вы прибыли в Мерлинвиль поездом в одиннадцать сорок.

Видно было, что Жак Рено жестоко борется с собой, потом он вдруг решился.

– А если и так? Полагаю, вы не намерены обвинить меня в убийстве отца? – в запальчивости вскричал он, гордо вздернув подбородок.

– Я хотел бы знать, зачем вы приезжали сюда.

– Причина простая. Я приехал повидаться со своей невестой, мадемуазель Добрэй. Нам предстояла долгая разлука, я и сам не знал, когда мне удастся вернуться, поэтому счел необходимым встретиться с ней перед отъездом и заверить ее в своей неизменной преданности.

– И что же, вы повидали ее? – Пуаро не сводил с него глаз.

Рено несколько замялся с ответом, потом коротко бросил:

– Да.

– Что вы сделали потом?

– Убедившись, что опоздал на последний поезд, я пошел пешком в Сент-Бове. Там я достучался в гараж, нанял автомобиль и вернулся в Шербур.

– Сент-Бове? Но до него километров пятнадцать. Весьма утомительная прогулка, мосье Рено.

– Я… мне хотелось прогуляться.

Пуаро наклонил голову, как бы давая понять, что удовлетворен объяснением. Жак Рено взял шляпу и трость и вышел из комнаты. В мгновенье ока Пуаро вскочил на ноги.

– Быстрее, Гастингс. Пойдемте за ним.

Держась на почтительном расстоянии, мы шли за Жаком Рено по улицам Мерлинвиля. Убедившись, что он свернул к станции, Пуаро остановился.

– Все в порядке. Он проглотил приманку – пусть себе едет в Аббалак и расспрашивает там про несуществующий чемодан, оставленный несуществующими иностранцами. Все это я, конечно же, нарочно придумал, надеюсь, вы поняли?

– Вы хотели избавиться от него! – воскликнул я.

– Ваша проницательность достойна восхищения, Гастингс! А теперь, если не возражаете, мы с вами отправимся прямехонько на виллу «Женевьева».

Глава 18
Жиро действует

Дойдя до виллы, Пуаро сразу свернул к сараю, где был обнаружен покойник. Внутрь, однако, он не вошел, а остановился у скамьи, которая, как я уже упоминал, стояла в нескольких ярдах от сарая. Крадущимся шагом он приблизился к живой изгороди, отделявшей виллу «Женевьева» от виллы «Маргерит», и раздвинул кусты.

– Если повезет, – бросил он мне через плечо, – мы сможем увидеть в саду мадемуазель Марту. Хотелось бы поговорить с ней, не нанося, однако, визита на виллу «Маргерит». А! Отлично. Вот и она. Тсс! Мадемуазель! Тсс! Un moment, s'il vous plaоt. [65]

Я подошел как раз в тот момент, когда слегка встревоженная неожиданным окликом Марта Добрэй подбежала к изгороди.

– Всего одно слово, мадемуазель, если позволите?

– Конечно, мосье Пуаро, – с готовностью ответила она, однако в глазах ее таились тревога и страх.

– Мадемуазель, помните, как вы нагнали меня на дороге в тот день, когда мы со следователем приходили в ваш дом? Вы еще спросили меня, подозревают ли кого-нибудь конкретного.

– А вы мне ответили, что подозревают двух чилийцев, – проговорила она, слегка задохнувшись и прижимая левую руку к груди.

– Не желаете ли снова задать мне тот же вопрос, мадемуазель?

– То есть как?

– Видите ли, если бы вы сейчас задали мне этот вопрос, я ответил бы вам по-другому. Подозреваемый есть, но он не чилиец.

– Кто же? – Вопрос еле слышно сорвался с ее полураскрытых губ.

– Мосье Жак Рено.

– Что? – крикнула она. – Жак? Не может быть! Кто осмелился заподозрить его?

– Жиро.

– Жиро! – Лицо ее побледнело. – Я боюсь этого человека. Он безжалостен. Он… он… – Она осеклась. Но внезапно в глазах у нее появилось выражение решимости и отваги. В этот миг я понял, что передо мной борец. Пуаро тоже внимательно следил за выражением ее лица.

– Вам известно, конечно, что в ночь убийства он был здесь? – спросил Пуаро.

– Да, – ответила она рассеянно, думая, очевидно, о чем-то другом. – Он говорил мне.

– Очень неразумно было с его стороны пытаться скрыть этот факт, – рискнул заметить Пуаро.

– Да, да, – нетерпеливо согласилась она. – Но нельзя терять времени на бесплодные сожаления. Нужно его спасти. Он невиновен, конечно, но для такого человека, как Жиро, это ничего не значит. Он думает только о своей карьере. Он должен арестовать кого-нибудь, вот он и арестует Жака.