Еще через несколько лет он стал герцогом Юлиусом Эгидиусом и перестал платить дань. Он был сказочно богат, выстроил себе роскошные покои и завел армию оруженосцев, бойких и веселых, так как на них были самые лучшие и дорогие доспехи. Все двенадцать пригожих молодцов стали капитанами. Гарм получил ошейник из чистого золота и вел свободную, счастливую жизнь гордой и независимой собаки. Его с трудом терпели собратья, так как он считал, что они должны разделять его восхищение грозным и великолепным хозяином. Кобыла, когда пришел ее час, спокойно отошла в мир иной, так до конца ничем и не выдав своих мыслей.
В конце концов Джайлз стал королем Малого Королевства. Он короновался в Хэме под именем Эгидиуса Драконида, но известен больше как Старый Червячник Джайлз. При его дворе в моду вошел простой народный язык и больше не нужно было произносить речи на книжной латыни. Жена его стала королевой огромных размеров и величия. Была она прижимиста и королевство держала в ежовых рукавицах. И если бы нашелся хоть один смельчак, который решился бы обойти леди Агату, ходить ему пришлось бы долго.
Так Джайлз дожил до старости в почете и уважении. У него теперь была белая борода до колен, респектабельный двор (где люди часто награждались по заслугам) и совершенно по-новому организованный рыцарский орден с эмблемой дракона на знамени.
Удача, надо сказать, сыграла немалую роль в возвышении Джайлза, но у него хватило здравого смысла для того, чтобы разумно ею воспользоваться. Удача и здравый смысл не покинули его до конца дней, что было на руку всем его друзьям и соседям. Он щедро одарил священника, и даже кузнецу с мельником кое-что перепало. Джайлз теперь мог позволить себе быть щедрым. Став королем, он издал суровый закон против неблагоприятных пророчеств и сделал мукомольное дело государственной монополией. Кузнец поменял профессию и пошел в гробовщики, мельник, однако, остался рьяным приверженцем короны. Священник получил епископский сан и епархию в Хэме, где он перестроил соответствующим образом церковь.
Те, кто сейчас живет на землях Малого Королевства, найдут в его истории объяснение названий многих городов и деревень. В память дракона, главного виновника их славы и удачи, дракониды выстроили большой дворец в четырех милях к северо-западу от Хэма, как раз на том месте, где произошло первое знакомство Джайлза с Хризофилаксом. Это место прославилось в целом королевстве как Aula Draconaria, что по-нашему значит дом червячника, в честь короля и королевского знамени с изображением дракона.
С той поры утекло много воды и переменилось лицо страны — королевства канули в лету, леса погибли и реки изменили русла. Остались неизменными только горы. Но название места тем не менее сохранилось, хотя люди обычно называют его Вунл (или что-то в этом роде, как мне сказали). Деревни давно утратили свой независимый дух. Однако во времена, о которых говорится в нашем предании, здесь был Драконарий, королевская резиденция, и над деревнями развевался флаг с изображением дракона. Жизнь была веселой и беспечной, пока на страже стоял Хвосторуб.
ENVOY [9]
Хризофилакс не раз просил Джайлза отпустить его на свободу. С годами его все труднее было прокормить, поскольку он, как все драконы и деревья, рос не переставая.
Через несколько лет, когда положение Джайлза полностью упрочилось, он решил отпустить бедного червя. Расстались они с многочисленными изъявлениями взаимного уважения, причем обе стороны подписали пакт о ненападении. В самой глубине своей злой души дракон чувствовал нечто похожее на расположение к Джайлзу, насколько вообще может чувствовать расположение дракон. Немаловажную роль здесь играл Хвосторуб: в любую минуту он мог лишить дракона жизни, а заодно и припрятанных сокровищ. Что ни говори, но дома в пещере его ждал солидный клад, о чем догадывался Джайлз.
Хризофилакс поднялся в воздух и медленно полетел в направлении гор. Крылья его слушались плохо: он почти не летал все эти годы, а кроме того, сильно прибавил в размере и весе. Добравшись до своего дома, он немедленно выдворил из пещеры молодого дракона, у которого хватило наглости поселиться в ней, воспользовавшись отсутствием хозяина. Шум битвы, как рассказывают, слышен был во всех концах Змееленда. Когда, наконец, Хризофилакс с большим удовольствием сожрал своего поверженного противника, он сразу почувствовал себя лучше — душевные раны стали затягиваться, и он заснул крепким сном. Потом неожиданно вскочив, он отправился на поиски самого высокого и самого глупого великана, который заварил всю эту кашу летней ночью много лет назад. Дракон выложил ему все, что думал по этому поводу, и, нужно признаться, бедняга великан был сражен.
— Так, значит, то было ружье? — произнес он, почесывая голову. — А я-то думал — это оводы.
FINIS,
или по-нашему
КОНЕЦ
Жил да был маленький человек по имени Ниггль, которому предстояло совершить далекое путешествие. Но ехать ему было неохота. По правде сказать, ему сама мысль об этом путешествии претила. Но изменить он ничего не мог. Ниггль знал, что когда-нибудь пуститься в дорогу все же придется. Однако чемоданы укладывать не спешил.
Ниггль был художник. Правда, он не слишком-то преуспевал, отчасти потому, что его постоянно отвлекали другие дела. Сам он считал эти дела по большей части докучными и обременительными, но, если уклониться от них не удавалось, а не удавалось, по его мнению, почти всегда, выполнял он их более или менее добросовестно. На родине Ниггля действовали довольно жесткие законы... Но это была не единственная помеха работе. Например, подчас Нигглю попросту досаждала собственная лень, и он предавался ничегонеделанию. С другой стороны, он был на свой манер жалостлив. Такие жалостливцы не редкость: стоит кому-нибудь начать вздыхать да плакаться на жизнь, как они тут же раскисают, но чтобы сорваться с места и броситься на выручку — этого не жди. Если же Ниггль все-таки принимал решение что-то сделать, это не мешало ему раздражаться и ворчать, а иной раз он даже позволял себе втихомолку выругаться. И все равно жалостливое сердце втягивало его во множество дел и забот, причем особенно часто приходилось Нигглю подсоблять некоему господину Пэришу, проживавшему по соседству, — кстати, Пэриш был хром. Случалось Нигглю иной раз помогать и тем, кто жил от него гораздо дальше, чем Пэриш. При этом время от времени художник вспоминал о грозящем ему Путешествии и начинал суетиться со сборами, но без особого успеха. В такие дни он рисовал мало.
Вообще он писал одновременно несколько картин, но все они были чересчур велики: Ниггль замахнулся в них слишком на многое, притом что вообще-то он был из тех, кому листья удаются лучше деревьев. Ему случалось целыми днями биться над каким-нибудь крошечным листиком, силясь во что бы то ни стало показать в красках, как этот листик очерчен, как он встречает луч, как поблескивают на его зубчиках капельки росы. Однако Ниггль неизменно покушался изобразить все дерево целиком, со всеми листьями, и следил, чтобы все они были разные и в то же время походили друг на друга.