– Но вы же не предполагаете, что провидение сотворило это само, без посторонней помощи? – рассмеялся Реймонд.
Он, как я понимаю, просто хотел разрядить обстановку, но миссис Экройд взглянула на него с укором и достала носовой платочек.
– Флора избавлена от массы неприятностей. Ни на минуту я не усомнилась в том, что дорогой Ральф неповинен в смерти бедного Роджера. Я не думаю о нем плохо. Ведь у меня с детства такое доверчивое сердце. Я не верю дурному ни о ком. Но, конечно, следует помнить, что Ральф еще мальчиком попадал под бомбежку. Говорят, это иногда сказывается много лет спустя. Человек не отвечает за свои действия. Понимаете, не может взять себя в руки…
– Мама! – вскрикнула Флора. – Не думаешь же ты, что Ральф…
– Действительно, миссис Экройд… – сказал майор Блент.
– Я не знаю, что и думать, – простонала миссис Экройд. – Это невыносимо! Если Ральфа признают виновным, к кому отойдет поместье?
Реймонд резко отодвинул стул. Майор Блент остался невозмутим, но очень внимательно поглядел на миссис Экройд.
– Это как при контузии… – упрямо продолжала миссис Экройд. – Притом Роджер был скуп с ним – из лучших побуждений, разумеется. Я вижу, вы все против меня, но я считаю исчезновение Ральфа очень странным и рада, что помолвка Флоры не была объявлена.
– Она будет объявлена завтра, – громко сказала Флора.
– Флора! – в ужасе вскричала ее мать.
– Будьте добры, – обратилась Флора к секретарю, – пошлите объявление в «Таймс» и в «Морнинг пост».
– Если вы уверены, что это благоразумно, мисс Экройд, – ответил тот.
Флора импульсивно повернулась к Бленту.
– Вы понимаете, – сказала она, – что мне остается делать? Я же не могу бросить Ральфа в беде. Правда?
Она долго, пристально смотрела на Блента, и наконец он кивнул.
Миссис Экройд разразилась визгливыми протестами, но Флора оставалась непоколебимой. Наконец заговорил Реймонд:
– Я ценю ваши побуждения, мисс Экройд, но не поступаете ли вы опрометчиво? Подождите день-два.
– Завтра, – звонко сказала Флора. – Мама, бессмысленно вести себя так. Какой бы я ни была, я верна своим друзьям.
– Мсье Пуаро, – всхлипнула миссис Экройд, – сделайте же что-нибудь!
– Все это ни к чему, – вмешался Блент. – Мисс Флора совершенно права. Я целиком на ее стороне.
Флора протянула ему руку.
– Благодарю вас, майор Блент, – сказала она.
– Мадемуазель, – сказал Пуаро, – позвольте старику выразить свое восхищение вашим мужеством и преданностью друзьям. И надеюсь, вы поймете меня правильно, когда я попрошу вас, настойчиво попрошу, отложить это объявление на день или два.
Флора нерешительно взглянула на него, а он продолжал:
– Поверьте, я прошу вас об этом в интересах Ральфа Пейтена столько же, сколько и в ваших, мадемуазель. Вы хмуритесь. Вы не понимаете, как это может быть. Но уверяю вас, это так! Вы передали это дело в мои руки и не должны теперь мне мешать.
– Мне это не по душе, – немного помолчав, сказала девушка, – но будь по-вашему. – И она снова села.
– А теперь, месье и медам, – быстро заговорил Пуаро, – я продолжу. Поймите одно, я хочу докопаться до истины. Истина, сколь бы ни была она ужасна, неотразимо влечет к себе ум и воображение того, кто к ней стремится. Я уже немолод, мои способности, возможно, уже не те, что прежде… – Он явно ожидал, что за этим последует взрыв возражений. – Вполне вероятно, что это дело будет последним, которое я расследую. Но Эркюль Пуаро не из тех, кто терпит поражение. Повторяю: я намерен узнать истину. И я ее узнаю, вопреки вам всем.
Он бросил последние слова нам в лицо как обвинение. Я думаю, что все мы немного смутились – все, кроме Реймонда, тот остался совершенно невозмутимым.
– Что вы хотите этим сказать – «вопреки нам всем»? – спросил он, слегка подняв брови.
– Но… именно это, мсье. Все находящиеся в этой комнате скрывают от меня что-то. – И он поднял руку в ответ на ропот протеста. – Да, да, я знаю, что говорю. Может быть, это нечто неважное, пустяки, по-видимому не имеющие отношения к делу, но, как бы то ни было, каждый из вас что-то скрывает. Я не прав?
Его взгляд – и вызывающий, и обвиняющий – скользнул по нашим лицам. И все опустили глаза. Да, и я тоже.
– Вы мне ответили, – сказал Пуаро со странным смешком. Он встал. – Я взываю ко всем вам. Скажите мне правду, всю правду! – И после паузы: – Ни у кого нет желания что-нибудь сказать?
Он снова рассмеялся, негромко и резко.
– C’est dommage, [28] – сказал он и ушел.
Вечером после обеда я по просьбе Пуаро отправился к нему. Каролина проводила меня завистливым взглядом: как бы ей хотелось сопровождать меня! Я был принят очень гостеприимно. Пуаро поставил на маленький столик бутылку ирландского виски (которое я не выношу), сифон с содовой и стакан. Сам он пил шоколад, свой любимый напиток. Он вежливо осведомился о здоровье моей сестры, отозвавшись о ней как о весьма незаурядной женщине.
– Боюсь, вы вскружили ей голову, – сказал я сухо.
– О, я люблю иметь дело с экспертом, – сказал он со смешком, но не объяснил, что, собственно, имеет в виду.
– Во всяком случае, вы получили полный набор местных сплетен – как имеющих основание, так и необоснованных.
– А также ценные сведения, – добавил он спокойно.
– То есть?
Он покачал головой и сам перешел в атаку:
– А почему вы мне не все рассказали? В такой деревушке, как ваша, каждый шаг Ральфа Пейтена не может быть неизвестен. Ведь не одна ваша сестра могла пройти тогда через лес.
– Разумеется, – буркнул я. – Ну а ваш интерес к моим больным?
Он снова засмеялся.
– Только к одному из них, доктор, только к одному.
– К последнему? – предположил я.
– Мисс Рассел очень меня интересует, – ответил он уклончиво.
– Вы согласны с миссис Экройд и моей сестрой, что в ней есть что-то подозрительное? – спросил я. – Моя сестра ведь это сообщила вам вчера? И притом без всяких оснований!