Но где же тела?
Надо попробовать найти детей.
Метрах в пяти от комиссара, у самого песка что-то блеснуло, — пару очков уносило от машины на глубину, где течение было еще сильнее. Надо бы подняться на поверхность, но Йона решил, что выдержит еще немного. В глазах на миг потемнело; комиссар протянул руку и схватил очки, как раз когда течение приподняло их над песчаным дном. Он перевернулся, оттолкнулся и поплыл вверх. В глазах рябило. Времени на то, чтобы быть осторожным, уже не оставалось; надо было глотнуть воздуха, чтобы не потерять сознание. Йона с шумом вынырнул на поверхность, глубоко вдохнул — и еле успел заметить бревно, которое все-таки ударило его в плечо. Комиссар взвыл от боли — от удара кость вывернулась из сустава. Йона снова ушел под воду. В ушах зазвенело, словно церковные колокола созывали на службу. Где-то вверху, сквозь изломанные отражения, сияло солнце.
Ребята из полиции Вестерноррланда успели найти лодку и уже плыли к Йоне, когда его ударило бревном. Полицейские схватили комиссара и втащили в лодку.
— Простите, — прохрипел комиссар, — мне только надо было узнать…
— Куда ударило бревно?
— В машине нет тел… — Йона охнул.
— Посмотри на руку, — сказал полицейский.
— Shit, — прошипел второй.
По мокрой рубахе комиссара расплывалось пятно крови, рука была странно вывернута и словно висела на мышцах.
Полицейские осторожно вынули из рук комиссара очки и положили их в специальный пакет.
Один из них отвез комиссара в больницу Сундсвалля. Йона смирно сидел в машине, закрыв глаза и прижимая к животу сломанную руку. Рука страшно болела, но комиссар все-таки рассказывал, как машину тащило течением по дну, как вливалась вода в выбитые окна.
— Детей там нет, — почти прошептал он.
— Тела могло унести куда угодно, — заметил полицейский. — С водолазом пока заминка, тела ведь либо застряли неизвестно где… либо их унесло вниз, к электростанции, как детское кресло.
В больнице Йону поручили заботам двух говорливых медсестер. Обе светловолосые, они выглядели как мать и дочь. Медсестры сноровисто освободили его от промокшей одежды, но когда начали вытирать его и увидели руку, то внезапно замолчали. Рану промыли и заклеили специальным пластырем, и комиссара отправили на рентген.
Через двадцать минут в смотровую вошел врач, уже успевший посмотреть снимки. У комиссара оказался не перелом, а вывих. Плохая новость состояла в том, что вывихнут плечевой сустав, а хорошая — что хрящевое кольцо как будто не тронуто. Комиссара уложили животом на каталку, и рука свесилась вниз. Врач ввел двадцать миллиграммов лидокаина прямо в сустав, чтобы за него можно было взяться, потом сел на пол и потянул руку вниз. Одна медсестра надавила на лопатку по направлению к позвоночнику, вторая нажала на суставную головку плеча, и она встала на место. Раздался хруст, комиссар стиснул зубы и медленно выдохнул.
Автомобиль, в котором находились Викки Беннет и Данте, исчез на том участке дороги, где почти не было съездов. Полицейские утверждали, что проверили все возможные укрытия; журналисты критиковали их все суровее.
Увидев детское сиденье в воде, Йона понял то, что все упустили из виду. Существует лишь одно место, где машина могла бы съехать в воду и затонуть, так что ни полиция, ни спасатели ничего бы не заметили.
После Индаля шоссе номер восемьдесят шесть круто поворачивает направо и дальше идет по мосту через реку, но машина с детьми, видимо, проехала прямо, съехала по некрутому, покрытому травой склону на прибрежный песок и дальше, в воду.
Из-за того, что стекла были уже выбиты, вода беспрепятственно влилась в салон, а проливной дождь немедленно размыл следы колес на песке. Их не осталось уже через несколько секунд.
Йона спустился в прохладный полицейский гараж. Зафиксированная рука висела на синей перевязи.
Под большим пластиковым навесом стояла угнанная Викки Беннет машина. Ее, закрепив в четырех местах, подняли из Индальсэльвена, укрыли толстым полиэтиленом и перевезли сюда. Сиденья демонтировали, извлекли и поставили рядом с машиной. На длинном рабочем столе лежало множество упакованных в темный пластик предметов. Йона взглянул на следы, которые удалось зафиксировать. Отпечатки пальцев — Викки и Данте. Пакеты с осколками стекла, пустая бутылка из-под воды, кроссовка, по всей вероятности принадлежавшая Викки, и маленькие очки мальчика.
Дверь открылась, и в гараж вошел Хольгер Яльмерт с папкой в руках.
— Ты хотел что-то показать, — напомнил ему Йона.
— Да вот это, — вздохнул Хольгер, кивнув на автомобиль. — Лобовое стекло отсутствует полностью, ты сам видел, когда нырял. Вылетело, когда машина врезалась в светофор… Но я нашел волосок мальчика в раме. К сожалению.
— Ужасно! — Комиссар ощутил, как его затопляет чувство безнадежного одиночества.
— Да, но ведь все так и думали.
Йона рассмотрел детализированную фотографию волоска с правой стороны ощетинившейся осколками рамы и увеличенную — трех волосков: на концах были видны луковицы.
Вероятно, машина влетела в реку на большой скорости, и торможение оказалось слишком резким. Все указывало на то, что Викки Беннет и Данте Абрахамссона унесло водой через разбитые окна.
На осколках осталась кровь мальчика.
Капот деформировался и ушел под воду.
Йона подумал: трудно понять, каким образом волосы оказались вырванными из головы Данте. Объяснить это можно было только тем, что мальчика бросило с сиденья на переднюю панель и потом унесло течением через окно.
Течение сейчас очень быстрое — на электростанции Бергефорсен открыли водосливы.
Вероятно, гнев Викки Беннет утих — она не убила мальчика, он так и сидел с ней в машине.
— Как ты думаешь, мальчик был жив, когда они съехали в реку? — тихо спросил Йона.
— Да. Видимо, он потерял сознание, его ударило о раму и он захлебнулся. Надо подождать, пока тела не принесет к плотине.
Хольгер поднял пластиковый пакет с красным водным пистолетиком:
— У меня у самого пацан… — Он замолчал и уселся в конторское кресло.
— Понятно. — Йона потрепал его по плечу.
— Надо сказать матери, что мы скоро закончим поиски и будем просто ждать, — проговорил Хольгер, печально дернув уголком рта.
* * *
В маленьком полицейском участке было непривычно тихо. Возле кофемашины переговаривались мужчины в полицейской форме, какая-то женщина медленно печатала на компьютере. Серый день за окнами был мрачно-тяжелым, тусклый свет напоминал о тоске школьных дней.
Когда открылась дверь и вошла Пиа Абрахамссон, оборвались последние разговоры вполголоса. На Пии были джинсы и джинсовая же куртка, тесноватая в груди. Немытые каштановые волосы в беспорядке свисали из-под черного берета.