Даже не взглянув на него, Йона подобрал пистолет с пола и вышел.
Воздух в большом цехе показался ему неожиданно теплым; Йона побежал вдоль стены к двери, в которую Тобиас увел Данте. Он торопливо проверил пистолет (один патрон оставался в стволе и еще несколько — в магазине), открыл зеленую железную дверь и вошел в обширный склад с уставленными товаром паллетами и с неподвижными автокарами.
Свет попадал в помещение через грязное окошко, расположенное прямо под потолком.
Послышался хриплый стон.
Йона определил, откуда доносится звук, и бросился к большому контейнеру для мусора. Из окна на пол лился голубой свет. Йона поднял пистолет и двинулся вокруг контейнера. Жирный мужчина в кожаном жилете стоял на коленях спиной к Йоне. Он бил Викки головой о пол, тяжело постанывая при каждом ударе. Чуть поодаль скорчился Данте. Он тоненько, одиноко плакал.
Комиссар подлетел к ним прежде, чем толстый успел подняться. Одной рукой он схватил толстого за горло чуть ниже бороды, рывком поставил на ноги рядом с Викки, толкнул, ударил пистолетом по ключице, отбросив толстяка назад, и пнул в грудь так, что тот полетел прямо в стеклянную дверь.
Толстый вывалился на улицу в дожде сверкающих осколков и остался лежать в синем свете мигалок.
Трое полицейских в форме, выхватывая оружие из кобуры, бросились к лежащему; тот пошарил рукой у себя по груди и сделал попытку подняться.
— Йона Линна? — спросил один из полицейских.
Оба уставились на долговязого комиссара, который стоял в раме теперь уже разбитой двери, не обращая внимания на продолжавшие сыпаться осколки.
— Я просто наблюдатель, — ответил Йона.
Он швырнул «глок» на пол и опустился на колени рядом с Викки. Девочка лежала на спине, тяжело дыша. Руки были странно вывернуты. Данте больше не плакал; он, открыв рот, смотрел на Йону. Комиссар погладил Викки по щеке и прошептал, что все кончилось. Из носа у Викки шла кровь. Йона сидел на корточках, не давая Викки пошевелиться. Девочка не открывала глаза и не реагировала на обращенные к ней слова; ноги ее подергивались.
Мужчина, вылетевший на улицу через стеклянную дверь, немного полежал на спине, а потом сел и даже пытался уползти, но был остановлен двумя полицейскими, которые уложили его лицом на асфальт и сковали наручниками.
Первая прибывшая на место бригада «скорой помощи» зафиксировала шею Викки специальным воротником, после чего девочку подняли на каталку.
Йона описывал положение руководителю оперативной группы. Между тем два полицейских патруля проникли в здание из двух разных точек.
В морозильном отделении молча стоял бледный мужчина, правая рука которого была пригвождена ножом к свисающей с крюка свиной туше. Обнаруживший его полицейский вызвал бригаду «скорой помощи», после чего призвал на помощь коллегу, и полицейские вдвоем стали вытаскивать нож. Лезвие скрипнуло о ребра туши и со вздохом вышло. Мужчина опустил руку, протезом прижал ее к животу, пошатнулся и сел на пол.
Мужчина, раненный в грудь из самодельного автомата, скончался. Молодой человек, нажавший на спуск, когда Йона отстрелил ему ногу, был еще жив. Он не истек кровью только благодаря тому, что обмотал ремнем икру прямо под коленом. Когда полицейские подошли к нему с пистолетами на изготовку, он молча, слабым движением указал на отстреленную ступню, лежавшую в луже крови под разделочным столом.
Последним нашли Тобиаса Лундхагена, который прятался среди мусорных мешков в темноте склада; у него было изрезано лицо. Он обливался кровью, но раны не угрожали жизни — только изуродовали его. Тобиас пытался забиться подальше за мешки; когда полицейские вытаскивали его за ноги, он дрожал от страха.
* * *
Карлосу Элиассону уже сообщили о том, как развивались события на скотобойнях, когда Йона позвонил ему из «скорой помощи».
— Один погибший, двое тяжелораненых и трое — с незначительными ранениями, — вслух прочитал Карлос.
— Но дети живы, они выбрались…
— Йона, — вздохнул Карлос.
— Все говорили, дети утонули, но я…
— Знаю. Но ты оказался прав. Все верно, — перебил Карлос. — Но ты находишься под служебным расследованием, и приказ у тебя был совсем другой.
— Так я должен был не вмешиваться и будь что будет?
— Именно.
— Я так не могу.
Сирена утихла, машина «скорой помощи» круто повернула и въехала в ворота отделения неотложной помощи Южной больницы.
— Прокурор и ее команда проводят допрос. А ты с настоящего момента — на больничном, и ничего тебя не касается.
Йона предполагал, что ситуация со служебным расследованием складывается не в его пользу и что против него даже могут возбудить дело. Но все, что он чувствовал сейчас, — это колоссальное облегчение оттого, что малыша удалось вырвать из волчьей пасти.
Когда «скорая» остановилась перед больницей, комиссар выбрался из машины, но его попросили лечь на каталку. Санитары подняли поручни, и комиссара повезли в смотровую.
Пока раны осматривали и перевязывали, он пытался выяснить, в каком состоянии Викки Беннет. Комиссар не стал дожидаться своей очереди на рентген, а отправился искать лечащего врача девочки.
Им оказалась доктор Линдгрен — очень маленького роста женщина, которая как раз, наморщив лоб, изучала кофейный автомат.
Йона стал выяснять, можно ли допросить Викки уже сегодня.
Слушая комиссара, женщина не смотрела ему в глаза. Она нажала кнопку с надписью «мокко», подождала, когда стаканчик наполнится, после чего сказала, что сделала девочке срочную компьютерную томографию мозга, чтобы диагностировать возможные внутричерепные кровотечения. В мозге Викки обнаружились серьезные повреждения, но мостовые вены, к счастью, оказались невредимы.
— Викки придется остаться в больнице для наблюдения, но ее вполне можно допросить уже завтра утром, если это так важно, — добавила женщина и ушла, унося с собой стаканчик кофе.
* * *
Районный прокурор Сундсвалля Сусанна Эст ехала в Стокгольм. Она приняла решение арестовать задержанную девочку. Уже завтра утром, в восемь часов, Сусанна собиралась провести первый допрос Викки Беннет, пятнадцати лет, обвиняемой в двух убийствах и киднеппинге.
Пройдя по коридору, Йона предъявил удостоверение и поздоровался с молоденьким полицейским, дежурившим у двери палаты 703.
Викки сидела в кровати. Шторы были раздвинуты, и при свете дня лицо Викки казалось рябым от темных ссадин и синяков. Голову покрывали бинты, рука со сломанным пальцем висела на перевязи. У окна стояла Сусанна Эст. Не здороваясь, Йона подошел к Викки и сел на стул рядом с койкой:
— Как самочувствие?