– А информацию о родственниках Ирины откуда ваш Василий Андреевич выудил? – поинтересовалась я.
– Точно не знаю, но у Андреевича все схвачено. Мне кажется, что и сестра его, которая в милиции работает, посильную лепту внесла. Откуда, по-вашему, взялся паспорт на фамилию Сидоренко? Наверное, и досье на Анну и ее сына тоже она откопала. Если не сама, так через подруг и приятелей из милиции. Я знаю, что теперь все компьютеризировано, базы данных, информация на дисках. И главное, все это можно купить. Так вот, по разработанному плану вынести картины должен был… я. Я долго упирался. За что я должен был отдавать половину, если я сам же буду красть? Но Василий Андреевич меня припугнул: если нас накроют, он молчать не станет. С его слов получалось, что я не только соучастник преступления, но и заказчик. Я согласился. Борис должен был снять сигнализацию, снять картины, а я вынести.
– И для этого вы так долго жили в этом доме? – удивилась Алина. – Сигнализация сложная или момента не представлялось?
– Укради мы в первый день – сразу попали бы под подозрение. А так: живем долго, стали почти родными. Но рано или поздно надо было съезжать, а тут еще Борис надумал в круиз поехать. Это я потом уже догадался, что он этим круизом себе алиби обеспечил. Оттягивать дальше стало некуда.
– А зачем вы Анну втянули в преступление?
– Как зачем? Чтобы была в одной упряжке, чтобы не выдала. Она ведь как-то узнала, что я никакого отношения к семье Тамары Леонидовны не имею. Но нам повезло, Андреевичу удалось разыскать на нее компромат. После того, как я ей сказал, что мне кое-что о ней известно, она перестала сопротивляться. Впрочем, ее участие в ограблении было минимальным. Ей только и надо было оставить мне отметину на лбу. Когда бы я пришел в себя, я бы рассказал, что встретился утром с грабителями, попытался их задержать, но потерпел поражение в неравном бою. А на следующий день Василий Андреевич должен был уговорить Тамару Леонидовну меня навестить. Он бы и забрал картины прямо из палаты. Но эта дура Анна так меня треснула, что я надолго потерял сознание. Возможно, он и приходил, но я об этом ничего не знаю. Простите меня, пожалуйста.
Разговор дался Трофимову нелегко. Он закрыл глаза и тяжело задышал.
– А куда делись сокровища нибелунгов? Их тоже стянул ваш напарник Борис? – спросила Ирина.
– Ну откуда же мне знать? Я даже не знаю, сколько дней в коме провалялся.
– Конечно, Борис украл, – кивнула я, – больше некому. Но вот куда он дел их? В каюте их не было, в саквояже тоже …
– А если они до сих пор в доме? – неуверенно предположила Алина.
– А как найти Бориса и Василия Андреевича, знаете? – спросила я Трофимова.
– Телефон Редькина я вам дам, но думаю, что в Германии его уже нет. В США его найти, конечно, можно, но вряд ли дело дойдет до суда. Я как свидетель не доживу. Меня подстрелят прямо в аэропорту.
– Ничего, мы будем тебя охранять, как важного свидетеля, – пообещал Алекс. – И не думай, что ты здесь еще на месяц останешься. Нельзя так долго испытывать терпение гостеприимных хозяев. Верно, господин Шульц?
– Да, пожалуй, нам всем пора отдохнуть, – согласился с ним Густав. – Господин Петроу, идемте со мной в кабинет. Я хотел бы поговорить с вами о картинах Поленова.
Шульц и Алекс вышли, подозреваю, договариваться о цене. Мы тоже не стали задерживаться у кровати Трофимова. Откровенный разговор так вымотал его, что он закрыл глаза и тут же заснул. Франц остался в комнате. Я, Алина и Ирина, чтобы не разбудить Дмитрия, пятясь, вышли из комнаты.
– Если сокровища нибелунгов украл Борис, – задумчиво произнесла Ирина, – мы вряд ли их вернем. У него было время, чтобы их продать или припрятать в надежном месте.
– А я так не думаю. Сокровища скорей всего остались в доме, – оптимистично заявила Алина. – После того как мы вчетвером в то утро покинули дом, Борис практически все время был у меня перед глазами. Спрятать сокровища он мог только в своей каюте, а я там каждый сантиметр обыскала. От экскурсий он не отлынивал, самостоятельно корабль не покидал. Здесь сокровища! Вот где бы вы спрятали, если бы что-то украли, а вынести не смогли?
– Не знаю, – пожала плечами Ирина.
– И я не знаю, – ответила я.
– А вы представьте, – толкала нас к рассуждениям Алина. – Вы украли, идете с добычей к выходу и тут понимаете, что сейчас вас поймают с поличным.
– Раньше думать надо было!
– Не подумал человек. Зато в минуту опасности включил все извилины и придумал. Придумал… – Алина стала вертеть головой. – Тут на прошлой неделе пальма в кадке стояла. Где она?
– Начала подсыхать. Франц ее на реабилитацию в оранжерею отнес. Там света больше, влажность выше, – пояснила Ирина.
– Да хотя бы в кадку с землей закопал! Идемте в оранжерею.
Алина так неслась в оранжерею, что мы едва за ней поспевали.
– Где она?
– Вот, – указала Ирина на невысокое деревце, листья которого были тронуты желтизной.
Алина, не попросив ни совка, ни перчаток, стала выгребать из кадки мелкие камушки, ровным слоем лежавшие поверх земли. Ее буквально трясло от волнения. Дрожащими руками она вытерла капельки пота, выступившие на лбу, и продолжила работу. Никогда ее такой не видела. Позабыв о маникюре, она голыми руками рылась в земле! Нет, это была не Алина!
– Кажется, что-то есть! – радостно воскликнула она и извлекла из земли золотой кубок, в котором лежало кольцо и прочие экспонаты коллекции.
Ирина подскочила к кадке.
– Нашлись! Нашлись! Вы чудо, Алина! Вы провидица! И как вам это в голову пришло заглянуть сюда? Пойду обрадую Густава, – выхватив из рук Алины кубок, Ирина выскочила из оранжереи.
– И как это вам в голову пришло? – спародировала я Ирину.
– Да так. Поставила себя на место преступника, – кокетливо встряхнув локонами, ответила Алина.
– Это ты другим расскажешь, – нахмурившись, посоветовала я. – Зачем ты драгоценности спрятала? Не верю, что ты действительно позарилась на кольцо нибелунгов. И непонятно, почему ты так долго молчала.
Алина издала протяжный стон.
– Ну, ты помнишь, как хорошо мы отпразновали день рождения Олега? Выпили много. Перед тем как идти спать, я открыла витрину, забрала ценности и зарыла их в кадке с пальмой.
– И зачем ты это сделала?
– Я хотела пошутить.
– А может, подставить Ирину?
– Если и так, то что? – с вызовом спросила она. – Что о ней Густав знает? Ничего! Она запросто могла оказаться мошенницей!
– Мошенницей оказалась ты! – поправила я ее.
– Нет! Я же не хотела присвоить себе эти вещи. Думала, завтра позвоню и скажу, где они лежат. А тут такое закрутилась. Если бы я призналась, что взяла кольцо и кубок, на меня бы и картины повесили. Густав меня бы убил. Испугалась я. Очень. Особенно после того, как на меня посыпались всякие напасти: ушибы, разбитая коленка. Поначалу я думала, что и Густава обокрали только потому, что я его семейные реликвии стянула. Я, честное слово, раскаиваюсь, что взяла сокровища. Проклятие – не хухры-мухры.