– Вот как! – воскликнул старый рыцарь, и его глаза, все это время спокойные, почти равнодушные, неожиданно зажглись каким-то странным огнем. – Она все не уймется!
– Она? – удивленно переспросил молодой человек. – О ком вы?
– Да о королеве Элеоноре, о матушке нашего доброго короля. Ручаюсь, это ее козни! Филипп-Август мечтает сосватать за Ричарда свою сестрицу Алису. Не удивлюсь, если он, в свою очередь, отправит за ней во Францию кого-нибудь из рыцарей. Но Элеонора вовсе не хочет ставить Англию в окончательную зависимость от французской короны. О нет! Если бы в свое время она осталась женой французского короля, все было бы по-другому. А так ей нужны другие связи. Ричард влюбился в дочь Санчо Наваррского, об этом уже давно болтают, но их встречу устроила его мамаша. И она же теперь расшибется в порошок, но расстроит планы Филиппа и поможет сыну добиться желаемого брака. Это не женщина, это демон во плоти! Даже если бы Львиное Сердце не увлекся Беренгарией, она бы все равно свела их.
– Простите, – с некоторым удивлением произнес Эдгар, – но вы говорите о своей королеве, будто о сводне с постоялого двора! Пристало ли благородному рыцарю так отзываться о такой знатной даме?
Лицо Седрика выразило вначале недоумение, затем насмешку:
– Говорить за глаза о проделках знатной дамы, возможно, и невежливо, сир Эдгар, хотя в том, что я сказал, вряд ли можно найти что-либо оскорбительное. А вот в глаза говорить старшему, что он совершает нечто недостойное, да еще находясь в его доме, вряд ли достойно рыцаря. Или я не прав?
Молодой человек вспыхнул.
– Правы. Фу, какой же я дурак! Простите меня.
– Да нет, ничего особенного, – усмехнулся Седрик. – Привыкнуть ко всем этим куртуазным рыцарским штучкам вообще-то нелегко. А вы, по всему видать, не так давно были посвящены в рыцари.
Тут Эдгар совсем растерялся. Он уже понял, что старый рыцарь обладает необычайной проницательностью, не то как бы он угадал, что французский король тоже пошлет гонца за невестой для короля Англии? Однако он, кажется, еще и раскусил в своем госте самозванца... Вот это уже скверно!
Впрочем, молодой человек тут же рассердился. На себя за то, что теряется перед Седриком, и на самого Седрика, который проявляет так много уже лишнего любопытства.
– Это верно, – сказал он немного резко, – рыцарем я стал недавно. И не скрываю, что я из простых.
– О нет! – покачал головой Седрик. – Вот тут меня не обманешь. Вы очень даже не из простых. Благородная кровь видна сразу. Я узнал бы в вас рыцаря, даже нарядись вы пастухом.
– Вот как! – воскликнул Эдгар, живо представив сира Седрика в своей кузнице.
– Ну да, – тот кивнул. – Можно запрячь чистокровного жеребца в плуг и даже заставить пахать, хотя толку от него будет мало, вред скорее. Но все равно будет видно, какой он породы. А то, что вы недавно угодили в рыцари выдает ваше поведение: какой же рыцарь подает стул своему оруженосцу?
В ответ Эдгар расхохотался, понимая, что, в сущности, должен благодарить Седрика. Раз он так глупо себя выдает первому же встречному, то надо быть много осторожнее при встрече в королевой Элеонорой – едва ли она не заметит того же, что заметил старый рыцарь...
– Над чем вы смеетесь? – спросил хозяин и вновь наполнил кубки, но только свой и Эдгара. – А ты уже, похоже, захмелел, мальчик – с тебя довольно! – бросил он Ксавье.
Тот и не думал протестовать.
– Я смеюсь над собой! – ответил молодой человек. – Со стороны у меня, верно, дурацкий вид: я и вправду изо всех сил стараюсь быть тем, кем я прежде не был. Правда, я и не пастух.
– Да я этого и не подумал, – Седрик отпил вина и отщипнул кусочек хлеба. – Хотите, чтобы я сказал, что вы делали до того, как угодили в рыцари?
– Хочу! – неожиданно для себя воскликнул Эдгар. – И не верю, сир Седрик, что вы сможете это угадать, если только не знаетесь с нечистой силой!
– Хм! – глаза рыцаря вновь ярко блеснули. – Иные здешние крестьяне меня подозревают в этом. За то, что я так силен, хотя и стар, за то, что мои стрелы бьют без промаха, за то, что я... Словом, там, наверху, вы тоже сперва смотрели на меня, как на привидение. Но я не призрак и не колдун. А угадать... Да тут и угадывать нечего. Ладонь правой руки у вас стерта точно как и у меня. Так стирает ее рукоять меча, если им часто пользуешься. Но вы не были воином – меч оставляет след еще между большим и указательным пальцами, след перекладины. Это место натирает и копье. Правда, бывают рыцари, которые не пользуются мечом в бою, топор для них удобнее. Но на турнирах-то все равно пришлось бы браться и за меч, и за копье. А для этого тренироваться во владении ими. Дальше: у вас мозоли и на левой руке. Интересные мозоли: внутри большого пальца и узкий след на ладони. Такой след оставляют, скажем, щипцы, которые нужно держать с очень большой силой. И еще справа ваши бровь и ресницы немного опалены. Волосы вы, верно, подвязывали, не то они бы тоже пострадали. Сто против одного, что вам, сир, приходилось работать в кузнице.
– Верно, – молодой человек говорил и смотрел уже совершенно спокойно. – И, тем не менее, вы угадали во мне благородную кровь, и это тоже правда. Мой прямой предок – Эдгар Овернский.
В лице Седрика появилось если не изумление, то какой-то особенный интерес. Он еще раз пристально всмотрелся в молодого человека.
– Однако! Бывают же совпадения. Когда-то я видел этого знаменитого рыцаря. Я был тогда мальчишкой, а он был почти так же стар, как сейчас я. Пожалуй, ты на него похож, сир Эдгар. Или мне только кажется – память ведь странная штука... Кстати, не будет обид, если я стану говорить вам «ты»? Между рыцарями это принято, если один много моложе другого.
– Я давно уже чувствую себя неловко от того, что вы со мной так церемонитесь.
– Ну да! Это при том, что я, с твоей точки зрения, говорю бесцеремонно даже о своей королеве...
Он произнес это с явным вызовом, но Эдгар тут же парировал:
– Думаю, вы знаете свою королеву лучше нас, французов.
– Это отчего же? – расхохотался Седрик. – Оттого, что последние лет этак тридцать с лишним она живет в Англии? Но ведь до того она была королевой Франции и тоже довольно долго. Нет, нет, на самом деле, сынок, Элеонора Аквитанская совершенно замечательная женщина. Родись она мужчиной, она стоила бы своего сына Ричарда и хваленого Саладина вместе взятых!
Эдгар задумался. Он и прежде слышал о необычайных качествах английской королевы. Причем все, кто ему что-либо о ней рассказывал, описывали ее по-разному. Одни говорили о ее уме и необычайной хитрости, другие восхищались ее отвагой, третьи – умением ездить верхом и стрелять, четвертых пугала ее властность. Некоторые считали ее едва ли не ангелом во плоти, пылкой и возвышенной натурой, другие уверяли, что она коварна, жестока и равнодушна. Но одно то, что сейчас, когда матери Ричарда Львиное Сердце было шестьдесят восемь лет, а о ней по сей день пели трубадуры, восхваляя ее красоту, будоражило воображение юноши, рисуя образ непонятный, загадочный и грозный.