Герцог Бургундский, довольно уныло вертевший в руках свой украшенный насечками шлем, усмехнулся:
– Скажу, что я хотел было вызвать на поединок именно этого рыцаря. Уж очень много о нем тут болтают... Но, пожалуй, воздержусь. Он бьет так, что и шлем проломит!
В это время Эдгар подъехал к королевскому возвышению. Французский король, приветственно улыбаясь, протянул ему жемчужное ожерелье с подвешенным к нему золотым медальоном.
– Только не дарите это моей сестре, мессир! – голос Филиппа был мягок, но взгляд настораживал. – Ей сегодня уже выпала удача, пожалуй, хватит!
– Благодарю, ваше величество! – Эдгар умидрился низко склониться в седле, а затем, подняв голову, посмотрел на Абризу.
Девушка была и впрямь очень хороша, вблизи даже лучше, чем на расстоянии. Нежное овальное личико под розовым шелком чалмы казалось совершенно детским, особенно благодаря пухлым наивным губам и залившему щеки абрикосовому румянцу. Карие удлиненные глаза с пушистыми ресницами смотрели восхищенно и немного растерянно. Грудь под золоченой тканью вздымалась, выдавая отчаянное волнение.
– Госпожа! Простите мне мою дерзость... Это вам!
Ожерелье, протянутое на конце меча, почти коснулось колен юной принцессы. Та еще сильнее зарделась и в смятении посмотрела на Элеонору. Потом что-то тихо шепнула ей.
– Леди просит вас открыть ей свое лицо! – сказала королева-мать.
Эдгар не снял, а сорвал шлем, сбросил шапку и капюшон, и мокрые от пота светлые волосы облаком окружили его лицо, покрытое в этот момент почти таким же ярким румянцем, как и лицо девушки.
И тогда Абриза улыбнулась робкой, но радостной улыбкой. Эдгару вдруг показалось, что он когда-то уже видел эту улыбку, видел и это чудесное лицо, и эти пышные ресницы над задумчивыми глазами. Но это было лишь впечатление – нет, он никогда не видел ее.
– Вы очень красивы, рыцарь! Благодарю вас!
Она произнесла это на совершенно правильном французском языке, но ее голос дрогнул. Дрогнула и рука, которой дочь султана взяла с кончика меча драгоценный подарок.
– Пожалуй, я выбрал себе соперника! – послышался за спиной Эдгара густой сильный голос. – Вы чересчур легко победили моего друга, мессир, и чересчур легко делаете подарки совершенно незнакомой даме. Ваш конь не выглядит утомленным, а вы и подавно. Ну как, позволите мне изменить соотношение сил и доказать, что англичане и на этом турнире лучше французов?
Прежде, чем Эдгар осознал, КТО вызвал его на поединок, он успел услыхать испуганный шепот Элеоноры Аквитанской:
– Что ты, Ричард! Это его первый турнир... Да ты же убьешь его!
– А Лесли его убил? – огрызнулся король Англии, соскакивая с барьера и движением руки подзывая оруженосцев. – Так что, сир Эдгар? По правилам турнира вы можете не принимать второго поединка и отклонить мой вызов...
– Нет, я его принимаю! – неожиданно для себя воскликнул Эдгар.
И удивился тому, как громко прозвучал его голос. Это было потому, что кругом разом наступила полная, совершенная тишина. Слышно было только далекое восклицание Луи:
– Да он сошел с ума!
– Коня! – не крикнул, а прорычал Ричард. – Н-ну, поглядим, бывают ли на турнирах случайные победы!..
Эдгар поднял кольчужный капюшон и с трудом оторвал взгляд от карих глаз юной Абризы. Что такое с ним случилось? Это было в его жизни впервые – чтобы просто так, ни с того ни с сего, взгляд женщины заворожил его и вызвал такое волнение. И такую дикую веру в себя, что он, не раздумывая, принял вызов самого страшного противника, который только мог ему встретиться. Не считая сира Седрика, с которым он в здравом уме никогда не скрестил бы копья или мечи...
Труба герольда снова прогремела над ристалищем. Никто уже не замечал, что день склонился к вечеру, что уже вот-вот наступят сумерки, что пора бы зажечь факелы. Все взгляды приросли к двум темным силуэтам, к фигурам двух всадников по разные стороны поля.
И вот оба сорвались с места. Кони распластались над землей. Быстрее. Еще быстрее! Цветная полоса почти слилась с землей, ее уже не было видно ни тому, ни другому.
Удар! Эдгар почувствовал, как тупой конец копья обрушился на него, точно нацеленный в лоб, как загудел шлем и болью отозвалась голова... Но он тоже попал! И, пожалуй, на этот раз, пораженный единственной мыслью – нужно победить, он ударил еще сильнее, чем в поединке с Лесли Вилродом.
Вся площадь взвыла и снова замерла. Оба всадника разом вылетели из седла, упали, прокатившись по земле, потом вскочили.
– Продолжаем! – спокойно, с чуть заметной хрипотцой произнес Ричард и возвысил голос: – Мечи сюда!
– Нет! – почти с тем же спокойствием возразил Эдгар. – Нет, так я не согласен. Я не подниму меч на великого короля и великого воина. Я не осмелюсь рисковать вашей жизнью, мессир!
– Какого дьявола?! – теперь это был уже настоящий львиный рык. – Как ты смеешь отказываться от поединка, если я требую продолжить его?! Три месяца назад, в Мессине, ты, помнится, преспокойно поднял на меня меч!
– Тогда я не знал, что сражаюсь с королем Англии! («И вообще, это был не я! Но и Луи тоже едва ли пошел бы на это...» – метнулось в голове юноши).
– Ты не можешь не драться, если я тебе приказываю! – крикнул Ричард.
– Я признаю себя побежденным! – твердо сказал кузнец.
– Как ты можешь признавать, если ты еще не побежден?! Я не верю, что ты струсил, а твое великодушие мне не нужно! Мечи!
Король выхватил меч из рук подбежавшего оруженосца, едва не обрезав тому пальцы, затем швырнул второй меч к ногам противника.
– Бери меч и дерись! Слышишь?!
– Нет. Если я прогневил вас, ваше величество, убейте меня.
Несколько мгновений Ричард Львиное Сердце стоял, в ярости сжимая меч, держа его почти возле самой груди рыцаря. В узкой прорези его шлема Эдгар видел глаза, полные пламени.
– Неужели христианский король убьет человека, который его так любит?
Прозвеневший в полной тишине детский голос заставил вздрогнуть и короля, и его соперника. Оба разом обернулись. Юная Абриза стояла в двух шагах от них. В ее лице были изумление и гнев. Казалось, она готова схватить Ричарда за руку.
Львиное Сердце как-то странно посмотрел на девушку.
– С чего ты... с чего вы решили, что я хотел его убить? И в мыслях не было! Ладно, сир Эдгар: вы признали свое поражение, я готов признать свое. Кстати, в моей жизни оно – первое. Сегодня мы с вами были равны.
– Твоя Клотильда слишком много болтает! Что если среди крестоносцев распространится молва о взятой в плен дочери Саладина?
– Я уверена – Эдгар никогда никому не скажет.