Набрав номер, Мортеле сперва долго ожидал ответа, потом еще дольше выслушивал возмущение президента гоночной ассоциации Пьетро Галлато по поводу столь раннего звонка, затем коротко и четко изложил ситуацию. И совсем уже долго держал трубку возле уха, хмурясь и временами кивая, будто собеседник мог его видеть.
— Галлато отменяет заезд, — сказал Мортеле, захлопнув мобильник и убрав его в тот же кармашек. — И сам распорядится насчет всех нужных сообщений. Давай теперь думать, что делать нам. Полиция здесь?
— Будет с минуты на минуту, — отозвался Гастингс. — И, пожалуй, самое паршивое после гибели механика — это то, кого Скотленд-Ярд сюда направил. Ты слышал такую фамилию — комиссар Тауэрс?
— Что? Ну, это уже слишком! — впервые директор «Лароссы» не сдержался по-настоящему. — Господи, ну за что? Для чего нам здесь этот монстр?!
— А он всегда выезжает на особо сложные дела, — пожал плечами технический директор. — Мне так пояснил префект местной полиции, который в Лондон и звонил. «Фортуна» — слишком важное явление не только в спортивном мире. Так что придется двадцать раз почесать в затылке, думая, что и как говорить. Я мало знаю о Тауэрсе, но что это хитрейшая и очень умная ищейка, говорят все. Да еще и с принципами, дьявол его забери!
Эдуар Мортеле вполне разделял опасения Гастингса. Его познания об английской полиции тоже были крайне скудны, с ней, по счастью, он почти никогда не сталкивался, но легендарную фамилию Тауэрс слыхал не раз. Этого комиссара считали начисто лишенным трех качеств, без которых полицейский, по мнению большинства законопослушных граждан, превращается в «робокопа». А именно — страха, уступчивости и корысти. Многие говорили, что он никогда не проявляет и жалости, с кем бы ни имел дела. Что в острой ситуации предпочитает стрелять первым, не пытаясь ни уговорить, ни усовестить преступника. Говорили, что его имя внушает всем нарушителям закона почти мистический страх, — за четверть века службы в полиции комиссар Тауэрс не провалил еще ни одного дела, обладая уникальной, не объяснимой даже его опытом интуицией.
И вот такое чудовище явится сейчас в святая святых «Лароссы» — в ее гаражи и боксы, будет там рыться и ковыряться, узнавать все и обо всех. И, Бог знает, что он может накопать и вынести на свет Божий! Ведь нет такой крупной и преуспевающей компании, которая бы не предпочитала кое-что о себе держать за семью замками…
Мортеле и Гастингс не успели закончить своего тревожного разговора, как за оградой пит-лейна взвизгнула сирена, и полицейская машина с синей мигалкой возникла в широком проеме первого бокса.
К машине сразу метнулся коротышка-префект — только что не стал услужливо распахивать дверцу перед грозной столичной знаменитостью. Верно, просто не успел — дверца распахнулась очень быстро. Точнее — обе дверцы — передняя и задняя. Из первой выскочил подтянутый молодой человек в форме, из второй показались двое: светловолосая женщина в черном брючном костюме и за ней, немного замешкавшись, — седоватый мужчина в широком темном пиджаке, с увесистой тростью и в больших темных очках.
— Ну и комиссар! — сердито хмыкнул Мортеле. — Он что, косит под «людей в черном»? Трость, очки в пол-морды… А не дешево?
— Да нет! — подал голос за спиной директора начальник охраны «Лароссы». — Этот, в очках, не комиссар Тауэрс. Комиссар — вон, в черном как раз…
Это было уже слишком.
— Кит, вы что, шутите?! — вместо растерявшегося Мортеле воскликнул Гастингс. — Вы хотите сказать, что комиссар Тауэрс — женщина?
— Добрый день! — блондинка безошибочно выбрала в уже солидной группе людей двоих главных и размашистым шагом за считанные секунды одолела расстояние от машины до обоих директоров. — Я — Айрин Тауэрс, комиссар Скотленд-Ярда по особо важным делам. Буду вести расследование того, что здесь сегодня произошло. Кто меня введет в курс дела?
Первое, что они оба заметили, — это странная неопределенность ее возраста. Нет, Айрин Тауэрс не была молода и совсем не пыталась молодиться. На вид ей можно было дать около сорока двух — сорока трех лет, но в этом случае она уж точно не прослужила бы комиссаром более четверти века. Скорее всего, она просто здорово выглядит: среднего роста, неплохо сложенная, с достаточно гибкой, подвижной фигурой, явно спортивной и явно поддерживаемой в хорошей форме не для успеха у мужчин, а для работы. Никакой косметики. Лицо неплохое — может быть, лет десять назад даже было симпатичным. Тонкие брови вразлет над широко расставленными серыми глазами, спокойными и как будто чуть-чуть недоумевающими. Правильный нос с довольно крупными ноздрями, которые говорили либо о тайной чувственности, либо о хорошо скрываемой злости. Резкий рот и жесткий подбородок. И над высоким мужским лбом — масса волос натурально-пепельного цвета, зачесанных назад и беспощадно стянутых в тугой узел на затылке.
Ни Мортеле, ни Гастингса невозмутимость этого лица не обманула. И пол комиссара — тоже. Почти с одного взгляда оба поняли, что слухи о ней если и преувеличены, то совсем немного.
— Если позволите, о случившемся расскажу я, — проговорил директор команды. — Сегодня, как вы, вероятно, знаете, должен был состояться заезд — Гран-при Великобритании. В такие дни весь персонал команд (по крайней мере — нашей команды) собирается к восьми часам. Правда, в некоторых странах заезды назначают на иное время, скажем — на десять или на двенадцать. Тогда меняется и срок появления служащих в боксах. Сегодня старший механик Джанкарло Висконти пришел раньше семи утра и без пяти семь, если верить показаниям охраны, выехал из боксов на гоночном болиде.
— Погодите, — комиссар Тауэрс отлично умела прерывать рассказчика. Это было не резко и не по-хамски, просто она вовремя ввернула вопрос в естественную паузу. — Но если я правильно осведомлена о правилах гонок, то вчера, по окончании квалификационного заезда, болиды должны были остаться в боксах и пребывать там до момента выхода на старт. Их ведь нельзя даже дозаправлять, не так ли?
Мортеле и Гастингс обменялись стремительными взглядами. Еще один сюрприз: комиссар Тауэрс, оказывается, разбирается в гонках! И именно в гонках класса «Фортуна»! Среди женщин мало таких, кто вообще что-то об этом знает. Хотя женщины, надо признать, и комиссарами полиции бывают не так уж часто…
— Совершенно верно, — кивнул Эдуар Мортеле. — Поэтому поступок механика был абсолютно противозаконен. Если бы он, сделав даже всего один круг, дозаправил машину, это могло стать известно — дело даже не в охране, а в камерах наблюдения. А если бы не дозаправил, то, во-первых, ехать на этой машине он все равно не имел права, а во-вторых, это повлияло бы на заезд — у гонщика мог кончиться бензин еще до пит-стопа [3] . Думаю, раз вы знакомы с правилами гонки, то знаете и что такое пит-стоп.