— Корень мандрагоры и чемерица, — произнес он. — Данное сочетание подстегивает меланхолию, и человек становится чувствительным к внушению.
Я присела рядом с ним взяла пульт и выбрала фильм, который смотрели Бекки и Джей. Затем прокрутила картину до конца, до появления Роберта Осборна, и нажала на паузу.
— Вот, — заявила я, указав на портрет мадам Дюфе. — Я видела ее глаза раньше, вернее — один-единственный глаз.
Я разжала пальцы: на моей ладони лежала брошь «Око возлюбленной».
Оберон вскочил и опрокинул бокалы на журнальном столике.
— Откуда она у тебя? Накрой ее чем-нибудь!
— Взяла ее в магазине Ди. Но почему тебя так пугает украшение?
— Через него Ди может следить за нами. — Оберон подошел к телевизору, наклонился к экрану и принялся изучать изображение. — Пожалуй, ты права. Сходство поразительное. И на брошку, и на картину наложено заклятие. Если ты будешь смотреть через глаз на портрете, ты узнаешь то, что видит «Око возлюбленной». Все как в дистанционной камере наблюдения. А я, кстати, знал мадам Дюфе.
— Правда? Она так печальна.
— Да, у нее была на то причина. Я встретился с ней в Париже, в дни перед воцарением террора. Ну же и разгулялись в ту пору демоны Раздора и Отчаяния! Мадам Дюфе была юной дамой при дворе Людовика Шестнадцатого. Она влюбилась в молодого человека с загадочным происхождением и спорной репутацией. Он нанял художника, чтобы тот написал ее портрет. Но она знала: король неодобрительно относится к ее роману, поэтому она вряд ли сможет выставить картину на всеобщее обозрение. И она попросила художника нарисовать миниатюрное изображение ее глаза, чтобы позже он создал по эскизу брошь. Ведь тогда ее возлюбленный будет пребывать в безопасности и не впадет в немилость при дворе. А живописцу она сказала: «Если бы только я могла видеть через это око, я бы всегда любовалась своим милым».
Художник, в свою очередь, тоже влюбился в нее и подумал: «Если бы она знала, как ведет себя тот человек, находясь вдалеке от нее, она бы поняла, что он ее недостоин». И он встретился с одним парижским магом. Чародей согласился дать ему особую колдовскую краску, но с условием: после смерти художника он унаследует все его произведения. Тот согласился, завершил картину и изготовил брошь. Портрет мадам Дюфе он отдал ей, а украшение — ее избраннику. Но стоило тому прицепить брошь к одежде — и в первую же ночь на него было совершено покушение. Мадам Дюфе, узрев все с помощью колдовского ока, оказалась поблизости и бросилась на выручку, но ее убили. Художник в отчаянии повесился. Его работы, включая и портрет, за который мадам Дюфе не успела расплатиться, стали собственностью мага…
— Постой… Им ведь был Джон Ди?
Оберон кивнул.
— Он нарочно оставил брошь в магазине, в надежде, что ты заберешь ее и он обретет возможность за тобой шпионить. Ты должна ее уничтожить.
Оберон потянулся за «Оком возлюбленной».
— Нет! — воскликнула я и отдернула руку.
Оберон изумленно уставился на меня. А я сама себе удивилась. После испытания в пещере Драйка в моих отношениях с Обероном что-то кардинально изменилось. И теперь я это осознала.
— Я считаю, «Око» осталось там по своей воле. Оно, вернее, она хотела, чтобы я ее разыскала. Между нами есть связь. Я чувствую.
Оберон втянул воздух через стиснутые зубы.
— Драйк не ошибся. Ты действительно сильнее, чем я предполагал. Но тем не менее ты лишена опыта. Я согласен с тобой в том, что между тобой и мадам Дюфе, вероятно, существует связь. Но как мы выйдем на Ди?
— А вот как.
Я разжала пальцы. «Око» моргнуло от яркого света. Оберон вздрогнул. «Почему он испугался?» — подумала я. Что-то в его рассказе показалось мне подозрительным. Он будто цитировал романтическую историю из книги. Но сейчас я не имела времени на догадки. Кроме того, колдун мог использовать портрет для слежки. И я надеялась, что портрет мадам Дюфе висел на своем месте, над камином Ди.
Я осторожно взяла «Око возлюбленной» большим и указательным пальцами и приблизила к лицу. Миндалевидный карий глаз прищурился, а потом, к моему изумлению, подмигнул мне. Я громко рассмеялась, повернула брошь обратной стороной и приложила к своему правому глазу на манер монокля.
На миг мое поле зрения затуманилось и расфокусировалось. Передо мной промелькнул калейдоскоп изображений. Но разрозненные картинки слились воедино, передо мной появилось отнюдь не логово Ди. Я стояла в ночном саду, озаренном светом веселых бумажных фонариков. Вокруг толпились дамы и кавалеры в напудренных париках и нарядах восемнадцатого века. Высокие женские прически были украшены цветами и птичьими перьями.
— Что там? — спросил Оберон.
— Похоже, я попала в одно из воспоминаний мадам Дюфе, — отозвалась я. — Я в саду… — Я пошла по темной тропинке, обсаженной кустами роз. Дорожка вывела меня к мраморному фонтану, вода в котором словно пылала в свете сотни факелов. — Я в Версале на приеме или на балу. — Мимо меня пробежала девушка в желтом платье, а за ней — юноша в голубом шелковом наряде. Оба были в масках. — Это маскарад! Мадам Дюфе состояла при дворе Людовика Шестнадцатого. Значит, здесь и Мария Антуанетта?
— Ты не на увеселительной прогулке или экскурсии, — строго отчитал меня Оберон. — Спроси у мадам Дюфе насчет Ди.
— Вы не могли бы показать мне Джона Ди, пожалуйста? — пробормотала я и попыталась воскресить школьные знания французского: — Je voudrais voir John Dee, s'il vous plait?
Я ощутила, что та, в чьем теле я пребывала, споткнулась. «Ничего удивительного, — решила я, глядя на розовые, невесомые, будто цветочные лепестки, туфельки. — Кто бы только мог ходить в такой неудобной обуви? Но они очень красивы, тут уж ничего не скажешь».
Мадам Дюфе подняла туфельку мыском вверх. Стал виден высокий каблук, украшенный птичьими перышками. Она поняла, что я в Версале! Она меня услышала!
— John Dee, s'il vous plait, — повторила я.
Мадам Дюфе вздернула подбородок и направилась к фонтану в конце тропы. Нарядные гуляки окружили мужчину в желтовато-коричневом камзоле и черном плаще. Его лицо закрывала маска в виде лика совы. Он развлекал зрителей трюками. Сначала он взмахнул рукой над хрустальным кубком, и возник букет роз. Толпа встретила фокус овацией, а мужчина низко поклонился, и я заметила, что у него лысая макушка. Когда он выпрямился, в прорезях совиной маски сверкнули янтарные глаза.
— Джон Ди! — воскликнула я.
— Передай ей, что ты хочешь увидеть Джона Ди сейчас! В твоем настоящем.
— Поймет ли она? — засомневалась я, а мадам Дюфе уже направлялась в сторону павильона, где пары танцевали менуэт. Она подошла к мужчине в переливчато-синем одеянии. Его шея утопала в белых кружевах, полумаска с птичьими перьями закрывала глаза. Он низко поклонился, а я (ну то есть мадам Дюфе) — ответила реверансом. Фонарики ярких цветов окружили нас радужным сиянием. Серые глаза под полумаской стали центром окружающего мира. Я почувствовала, что они мне знакомы.