Под утро, часов в восемь, Саша с Настей устроились на крыше высотки на Котельнической набережной — на самой высокой террасе, на шпиле. Над городом висела дымка — было сыро и тепло, солнце энергично пробивалось сквозь пелену, а луна еще висела на небе. Наверху было необычайно спокойно, тихо, и время здесь, казалось, остановилось.
— Как ты думаешь, там… — Саша ткнула пальцем в небо, — так же хорошо?
— Откуда я знаю? — Настя пожала плечами. — Может, да, может, нет.
— Я чувствую, начинается новая жизнь, — сообщила Саша. — Совершенно другая.
Настя отхлебнула из горлышка розового шампанского и осторожно спросила:
— Ты не передумала?
Саша отчаянно закачала головой:
— Мне никогда не было так хорошо. Ты… не понимаешь!
— Прекрасно понимаю, — спокойно ответила Настя. — Ты влюблена, тебе кайфово… Но скажи мне, почему ты хочешь пойти дальше? Это же так здорово — все время влюбляться, у тебя всю жизнь будут новые ощущения, ты используешь все возможности! Саша, у тебя ведь может быть такая интересная, такая яркая, удивительная жизнь! Жизнь, полная приключений, мужчин, открытий… У тебя разве никогда не было так: выходишь на улицу и чувствуешь, что ты красива, умна, талантлива и — главное — свободна? Свободна! И от этого чувства, от того, что впереди новые победы, новые страсти, новые влюбленности, кажется, что ты не касаешься земли ногами, что ты паришь над толпой, что… Ты меня понимаешь?
— Понимаю, — кивнула Саша. — Но я не хочу всю жизнь парить. Я хочу, как дерево, пустить корни. Я хочу постоянства, надежности и уверенности.
— Я последний раз скажу тебе это. Ты обманываешь себя. Ты не такая.
— А ты хреновая актриса! — расхохоталась Саша.
— Да я тебя… — замахнулась Настя, но Саша сорвалась с места, подпрыгнула и… полетела.
— О чем с тобой говорить! — крикнула ей вслед Настя. — Ты сумасшедшая!
— Сладких снов! — пожелала Саша сестре и понеслась вверх, к солнцу.
Но скоро она устала и осторожно, между деревьями, спустилась на землю. Затем поймала такси.
А Настя еще долго — пока не кончилось шампанское — смотрела на рассвет и думала о том, что старшим родственницам в одном уж точно можно позавидовать — они сохранили свои мечты в первозданном виде. Они не знали мук любви, горечь расставания и разочарования в том, что жизнь — совсем не такая, как ты себе представляешь в шестнадцать лет.
Прошло два месяца
Декабрь
Тетка в соболиной шубе до пят исподтишка таращилась на нее. За два месяца беспробудной работы — съемок для журналов, интервью (иногда доходило до пяти за день), телешоу, сплетен в желтой прессе (все были тщательно продуманы, оплачены и размещены на выгодных местах пиар-отделом Кравица) — Настя привыкла к такому.
Например, в кафе, на улице или в недорогом магазине за спиной шептались, хихикали, подходили за автографами. В таких бутиках, как этот, к ней подмазывались только продавщицы — покупательницы делали вид, что не узнали, несмотря на то что тайком старательно исследовали: вдруг у «этой» прыщик на лбу или еще что-нибудь интересное, о чем можно рассказать… домработнице.
В данный момент Настя пыталась купить туфли: продавщица принесла уже седьмую пару, но Настя все никак не могла понять, чем отличается одна модель от другой. Единственное, чего действительно хотелось, — закрыть глаза и вырубиться на сутки. Надоело вставать в семь утра! Это же просто насилие какое-то! Некоторое время Настя не замечала, что за день не успевает присесть: утром — съемки для какой-нибудь модной сессии, днем — интервью, вечером — работа, ночью — вечеринки, куда ее одевали, красили да еще советовали, как себя вести, чтобы ее личный образ не противоречил образу героини…
Усталость появилась постепенно: сначала Настя почти привыкла к тому, что вечно не высыпается, — каждый день начинался через усилие; после работы ей хотелось упасть в обморок, подвернуть ногу, заболеть гриппом или просто спрятаться в шкафу, остаться дома или прямо в гримерке, на диванчике, только не ехать никуда. А потом она считала минуты — еще пять, еще десять, еще немного потерпеть, и можно скинуть садистские туфли на высоком каблуке, от которых якобы не устают ноги потому, что их делал — мать его! — гений, и потому, что они стоят тысячу долларов. Но все вранье — впечатление такое, будто в ступни вонзили иголки…
«Мне все это нравится. Очень нравится. Это моя жизнь, я о такой мечтала», — твердила себе самой Настя. Но временами ей казалось, что цена за успех слишком высока. Иногда она не могла понять, где она сама, а где главная героиня, — она зачастую даже думала, как та, из кино, и это пугало. «Что со мной будет лет через пять? В кого я превращусь? В марионетку?» — размышляла Настя.
Сейчас она была уверена — на других актерах так не ездили. Вначале Настя думала, что придирается к Кравицу, но все же поняла: у других есть личная жизнь, свободное время, они не так часто появляются в прессе, их не таскают каждый вечер на тусовки.
— Почему я? — спросила она у Паши. — Чего ты ко мне привязался?
— Потому что остальные в лучшем случае могут надеяться на второй план — это в дальнейшем, в большом кино. А из тебя я делаю звезду класса А, ясно? Ничего, дальше будет легче.
— Как это легче? — возмутилась Настя. — Дальше будет только хуже, если я стану звездой, как ты выражаешься, класса А! Ты же меня совсем затрахаешь!
— Я бы с удовольствием, пупсик, — усмехнулся Кравиц. — Но не чувствую взаимности…
— Ты сволочь, Паша… — стонала Настя, сползая в кресло.
— Ты же готова была душу продать, чтобы попасть в этот проект! — воскликнул Кравиц. — Я тебя предупреждал! И ты согласилась! Так что теперь и твое тело, и твоя душа, и твой талант — все принадлежит мне! И не надо тут выделываться, изображать черт-те что… — Он отдышался. — На вот… — Он покопался в ящике и плюхнул на стол толстую пачку денег. — Купи себе туфли.
— Ты прямо как муж из дешевого сериала, — съязвила Настя.
— Дорогая моя, я посмотрел столько дешевых, дорогих, коротких, длинных, хороших, плохих и отвратительных сериалов, что тебе и не снилось, — усмехнулся тот. — Так что дуй отсюда, пока я нежный и чуткий.
— Паша, ты губишь мою бессмертную душу, — заявила Настя, сметая со стола деньги.
— Ты даже не представляешь, как ты права… — пробормотал Паша себе под нос.
Настя не расслышала его слов, хотела переспросить, но передумала — послала воздушный поцелуй и убежала.
А теперь она уже минут десять смотрит на туфли и не может понять, какие нравятся больше. Да плевать ей на туфли! В кои-то веки выдался небольшой перерыв в съемках — неделя настоящего, с утра до вечера, отдыха, — и вот, все остальные уезжают на дачи, на море или же остаются в Москве и спят до часу дня, а она, Настя, как проклятая мотается с одного интервью на другое, просыпается в семь утра, чтобы в двенадцать быть в загородном отеле, где какой-нибудь особо сообразительный редактор модного журнала затеял очередную фотосъемку под девизом «Русская зима — хит сезона!».