Настя пожала плечами, выключила телефон и мило улыбнулась Антону.
— Ужасно хочется телятины, — капризно произнесла она. — Заедем поужинать?
Они наслаждались мясом в виноградных листьях с такими потрясающими приправами, что Настя чуть не разрыдалась от восторга, и вдруг снова раздался звонок, теперь телефон Антона. Он посмотрел на дисплей и с удивлением заметил, что звонит Настин шеф.
— Не отвечай, — отмахнулась она. — У него очередная идея фикс.
Настя смаковала нежнейшую телятину, запивала ее отличным белым вином, рассматривала Антона, который с серьезным видом опять обсуждал что-то по телефону, и думала о том, как прекрасно, что ничто не вечно. Сейчас у нее неожиданный, странный, но восхитительный роман, однако в свое время он закончится и будет новый возлюбленный, будут новые восторги, новые впечатления — и все это еще более прекрасно оттого, что она даже в эту самую минуту помнила о том, что все пройдет и все начнется с самого начала. У Насти была ветреная, неуемная цыганская душа, которая требовала перемен и с ужасом отказывалась от уверенности и постоянства. От того, что не знала, куда ее занесет завтрашний день, Настя чувствовала себя на острие жизни.
Утром водитель Антона завез ее домой — через час у нее были назначены съемки на обложку модного журнала. У дверей квартиры ждал Паша — он был зол и обижен. Настя сразу поняла, что разборка будет не из легких, но миролюбиво улыбнулась и заискивающе спросила:
— Ты сердишься?
— Ну… — пожал он плечами, — не то чтобы…
Она открыла квартиру, впустила Пашу, заперла дверь, обернулась к нему… И тут он ее так ударил, что Насте показалось, будто ее душа вылетела из тела, зависла где-то рядом, а потом начала медленно и неохотно возвращаться назад. Перед глазами было темно — Настя ощупала руками лицо, ноги и поняла, что, скорее всего, валяется на полу. Тут ее кто-то схватил и потащил. Тащили долго, в другой конец квартиры, и вдруг ей на голову полилась ледяная вода — настолько холодная, что Настя заорала в голос. Пытка закончилась — ее встряхнули, поставили на ноги, и тут она наконец-то увидела Кравица — с изменившимся от гнева лицом он стоял напротив и бросался в нее полотенцами. Перехватив одно, Настя вытерла голову и заметила на полотенце кровь. Посмотрела на себя в зеркало и поняла, что кровь идет из носа.
— Ты что делаешь? — простонала она. — С ума сошел?
— Дура! — прикрикнул Паша. — Чего ты сюда приперлась?
— Это моя квартира! — Настя и сама удивилась, что у нее есть силы возмущаться.
— Ты зачем в Москву вернулась, идиотка? — Паша наклонился близко-близко.
— Ты о чем вообще? — насторожилась Настя.
— Ты должна была держать его в Гурзуфе! — рявкнул Кравиц.
— А почему ты меня об этом не предупредил? — заорала Настя. Не соображая, что делает, она сконцентрировалась и со всей силы заехала ему коленкой между ног.
— Ой… — пискнул Паша и согнулся.
У него зазвонил мобильный — Кравиц пошарил рукой по карману, но от боли не мог сообразить, как достать телефон. Настя наклонилась, вынула трубку и ответила:
— Кто? «Сибирский никель»? Извините, Павел не может подойти — он сейчас избивает одну из своих актрис. Нет, это не шутка. Нет, это не такой метод работы… Просто господин Кравиц — неуравновешенный психопат с острыми симптомами маниакально-депрессивного психоза. Да, конечно, перезвоните попозже, должен же он кровь с рук смыть…
— Что ты плетешь? — взвыл Паша, с трудом приподнимаясь с пола.
Не удостоив его ответом, Настя вышла из ванной и закрыла дверь на ключ.
«Пусть посидит там, успокоится», — подумала она, пошла в спальню и бросила на пол чемоданы. Уложив вещи и косметику, Настя перетащила все это в коридор, нашла ключи от «Круизера» и вызвала лифт. Кое-как запихнув багаж в машину, села за руль и неуверенно тронулась с места. Она очень плохо водила машину — могла переезжать с места на место только ночью. Но сейчас было не до сомнений. К тому же это был порыв, а не осмысленное решение — она просто чувствовала, что не может больше оставаться в этой квартире, в этой жизни. Настя отъехала на пару кварталов, остановилась и позвонила сестре. Та не отвечала. Настя набирала номер семь раз подряд, но без результата.
«Трахается со своим единственным», — с раздражением подумала Настя и швырнула сотовый на заднее сиденье.
* * *
Саша бросила томный взгляд на Матвея и приступила к десерту. Он привез ее в лучший рыбный ресторан в городе, и уже час Саша молча жевала, глотала и закатывала от восторга глаза. Десерт тоже выглядел неплохо — пралине с карамелью и черникой. Саша отломила кусочек ложечкой, положила в рот и застонала от восхищения — пирожное превзошло все ожидания.
— Слушай, а у тебя папа-мама есть? — полюбопытствовала она.
— Папа-мама? — Матвей поднял брови.
— Ну, родители… — пояснила Саша.
— Нет, — покачал он головой. — Мы с Алиной одни.
— И родственников нет никаких?
— Есть. Но мы с ними не общаемся, — нахмурившись, ответил Матвей.
— Чего так? — заинтересовалась Саша.
— Ну… Они нас не одобряют.
Чувствовалось, что ему не очень приятна тема, но в то же время он не готов грубо оборвать разговор.
— Почему?
— Считают, что Алина слишком амбициозна и слишком многого хочет, — признался Матвей.
— Я с ними совершенно согласна! — воскликнула Саша, положив руку на грудь.
— Не говори так о ней, — мягко попросил он. — Мы очень близки. Алина всегда меня поддерживала, всегда хотела для меня самого лучшего… А я… я не оправдал ее надежд.
— А почему вообще ты должен оправдывать ее надежды? — возмутилась Саша. — О себе подумай!
Матвей вдруг перегнулся через стол.
— Потому что она моя сестра! Никто не будет любить меня так, как она! Я хочу сделать ее счастливой, даже ценой своих собственных желаний!
— А я? — обиделась Саша. — Неужели ты не понял, что я тоже люблю тебя?
— Ты? — Матвей вдруг совершенно искренне растерялся. — Но это другое…
— Почему другое?! — Саша залпом допила чай и потянулась к сигаретам.
— Потому что… — Он развел руками. — Потому что мы с тобой чужие люди, а она моя сестра. Мы связаны кровными узами.
— Понятно, — буркнула Саша. — Счет! — гаркнула она проходившему мимо официанту.
— Ты рассердилась? — спросил Матвей по дороге домой.
— Ну… И да, и нет. Просто я не понимаю, почему ты так думаешь, — глядя в окно, пробубнила Саша.
— Как?
Она хотела сказать: «Как урод!», но сдержалась.
— Что, кроме сестры, тебя никто не будет по-настоящему любить, — ответила она, развернувшись к нему лицом. — Почему ты не веришь мне?