— Что ты плетешь? — заорал Матвей и кинулся на Настю, но… поскользнулся и с жутким грохотом шлепнулся на пол.
— Саша, поехали, — уговаривала Настя. — У него больше нет над тобой власти.
Саша некоторое время смотрела на сестру, а потом вскочила и своим обычным голосом — а не тихим и страдальческим — воскликнула:
— Да ладно…
— Клянусь! — Настя приложила руку к сердцу.
Саша буйно расхохоталась.
— Не может быть! — кричала она, воздев руки к небу. — Не может быть! Настька! Это точно?!
— Мы с полуночи до восьми утра занимались твоим спасением, — сообщила Настя. — И у нас все получилось.
— Вообще-то это легко проверить… — пробормотала Саша. — Надо только выйти за ворота…
— Не вопрос, — улыбнулась Настя. Она подошла к дверям, высунулась в коридор и позвала: — Ребята! — В комнату вошли два здоровенных типа. — Присмотрите тут за нашим мальчиком. — Она кивнула на Матвея, который лежал на полу и бормотал что-то о сотрясении мозга.
Настя и Саша сели в машину, и водитель повез их в город. Всю дорогу от дома до шоссе Саша ощупывала голову, от поселка до МКАД стучала пальцами по дверной ручке, а едва они съехали на Кольцо, как Саша бросилась к Насте и принялась ее трясти, кусать, щипать и тискать.
— Отстань… — задыхалась Настя. — Отстань же, сумасшедшая…
— Ура! — Саша так увлеченно размахивала победно сжатыми кулаками, что ушибла руку о потолок. — Мы победили! Наша взяла! — Затем она полезла на переднее сиденье и чуть не упала на колени водителю. — Гена, родной! Назад!
Шофер усмехнулся, что-то радостно пробухтел, от избытка чувств рванул наперерез правому ряду, нырнул на разворот и лихо помчался назад.
Мрачный Матвей так и сидел на кровати в спальне — у него появились отек на скуле и синяк под глазом. А два друга водителя Гены расположились за столиком друг напротив друга и ели бутерброды с икрой с таким серьезным видом, словно участвовали в шахматном поединке.
Саша открыла рот, набрала в легкие воздух, собралась высказаться, но передумала.
— Ты ни хрена не заслуживаешь ни моих слез, ни моих упреков, — произнесла она, тыкая в Матвея пальцем. — Все, на что ты способен, — потакать своей психованной сестрице. И вот еще что: «Ламборгини» я тебе не отдам. Настя, помоги собраться!
В гардеробной Саша встала, опустив голову, на лице ее отразилась внутренняя борьба, после чего она открыла ящик, вынула ножницы и сказала:
— Простите меня, люди, но я, блин, не святая! Я буду думать, что это его пенис, и это сделает меня счастливой.
После чего Саша открыла шкаф Матвея и принялась кромсать его вещи.
Настя с минуту таращилась на нее, потом упала на диван и принялась хохотать, как сумасшедшая.
— Мстить — низко… — простонала она.
— Чего сидишь? Чемоданы достань! — крикнула Саша из шкафа.
Настя послушно вытащила чемоданы и стала бросать в них одежду сестры. Когда третий чемодан был упакован, взлохмаченная, вспотевшая Саша вылезла из гардероба, перевела дыхание и заявила:
— Я знаю, что это плохо. Я в курсе, что воспитанные девушки так не поступают. Но я никогда не была так счастлива! — чуть ли не завизжала она и пустилась в пляс. — Пара-рам, парам-пара-пара-рам!.. — орала Саша, скача по комнате. — Уф! — Она наконец рухнула на диван. — Ура-а-а! Блин! Настя, как я себя веду?
— Ты же ведьма, дорогая… — со странной улыбкой ответила та.
Аглая, Анна, а также Марина, Зина и другие женщины взахлеб обнимали Сашу, которая от такой популярности даже слегка растерялась. Пока все расспрашивали ее о том, что и в какой момент она чувствовала, Анна потихоньку увела Настю в кабинет, усадила на стул, а сама с важным видом села за стол Аглаи.
— А теперь поговорим о тебе. Вот прогноз твоего Антона. — Она взяла со стола несколько листков. — Коротко о главном, без деталей… — произнесла она и замолчала.
— Мама! — Настя строго посмотрела на нее. — Давай, ты не будешь нагнетать обстановку, а?
— Хорошо, — Анна пожала плечами. — Если без лишних слов, то твой Антон сейчас лезет в политику. Это раз. Для нас важно, что от чувств он немного переусердствует, откроет благотворительный фонд, внеся слишком щедрое пожертвование, навлечет на себя интерес налоговой. Они кое-что раскопают, и тут им помогут коллеги Антона, которые решат, что раз уж он их всех почти подставил, да к тому же не в себе от любви, то лучше его добить, чтоб не мучился. Его посадят, компанию поделят заинтересованные лица… Все по протоколу. Проверенный способ. В общем, страсти.
Некоторое время Настя молча сидела и рассматривала собственные колени.
— Что же мне делать? — тихо спросила она.
Анна облокотилась на стол и крепко сцепила руки.
— Ну, ты можешь принять это. Однако помни… Мы никогда не были на темной стороне, но… мы все-таки ведьмы. Мы часто доходили до грани, но никогда не переступали ее. Ты… Мне будет тяжело это принять, но ты моя дочь, и я люблю тебя. Такое могло случиться с нами каждый раз, когда рождалась новая Лемм, — у каждой ведьмы другие, чем у человека, представления о добре и зле. Так что я всегда буду с тобой, всегда буду любить тебя так же, как в день твоего рождения.
— Мама, ты сейчас такая… пафосная! — сквозь слезы воскликнула Настя.
— А ты — бестолочь, — всхлипнула Анна.
— Я знаю! — с трудом сдерживания рыдания, выкрикнула Настя.
И они от души разревелись.
— Что вы тут вытворяете? — обалдела Аглая, входя в комнату. Следом за ней появилась и Саша.
— Настя… — Саша осеклась, уставившись на сестру и тетку.
— Ты же ничего не знаешь! — сквозь слезы и сопли взвыла Настя.
Анна набросилась на родственниц:
— Девочки, позже, позже! Глаша, расскажи все Саше! Ну, идите же вон! — завопила она, так как Саша и Аглая неуверенно топтались в дверях. — Развлеките, черт возьми, гостей, а то никакой на хрен вежливости у вас!
Когда те ретировались, Анна вернулась к дочери, взяла ее за руку и произнесла изменившимся голосом:
— У тебя есть время подумать. Один час. Он сейчас затаился, но, поверь, я знаю, как это бывает — небольшая пауза, ты начинаешь дышать свободнее, а потом он тебя хватает и топчет. Чтобы выжить, в любом случае тебе придется быть сильной.
— Мама… — прошептала Настя. — Кем я стану, если соглашусь?
— Чудовищем, — с улыбкой, полной сочувствия, сказала Анна.
— Без вариантов?
— Даже и не мечтай, — отрезала Анна. — Ладно, я тебя оставлю, а ты подумай пока. Сашу я сдержу.
Она вышла, а Настя еще с минуту сидела на стуле. Потом она огляделась, подошла к тахте, влезла под плед и попыталась представить себя иной. Циничной. Толстокожей. Бездушной. Эгоцентричной. В общем-то… Что тут такого? То есть, конечно… А разве есть выход?