Настя чувствовала, что все мысли о том, как же они так, и что теперь делать, и куда девать Галю, а также о чести и совести, и что им друг без друга — никак, лезли из всех щелей, заполняли пространство, но они с Максимом точно знали — не надо сейчас об этом говорить.
Им было так хорошо в их крошечной лжи, в их несуществующем мире, что невозможно было, как хлыстом, полоснуть по этому блаженству чем-то реальным.
Тишину разбил дверной звонок.
— Ой! — Настя сделала большие глаза. — Кто там?
— Мебель, — пояснил безмятежный Максим и пошел открывать.
Настя осталась в комнате, разлеглась на диване и вообразила себя трагической героиней.
«В 2007 году Анастасия знакомится с известным писателем, лауреатом Букеровской премии Максимом Гранкиным. Первое время их роман походит на мелодраму — он женат, они тайно встречаются в гостиницах, но в конце концов он разводится с женой и предлагает актрисе вступить в законный брак. Но на пике отношений она уходит от него, как принято сейчас говорить, из-за „непримиримых разногласий“. Друг семьи сообщил нашему изданию, что причиной разлада послужили творческие амбиции Анастасии, которой предложили сниматься в Голливуде, а Максим не пожелал стать лишь тенью известной актрисы. Через несколько лет он застрелился, оставив записку: „Настя, прости. Не могу без тебя жить“. Пресса обвиняла Устинову в эгоизме, но в единственном интервью, которое дала нашему изданию звезда русского кино, она сказала, что только очень сильные люди могут принести личную жизнь в жертву карьере»…
— Ты спишь? — голос Максима, жертвы ее эгоизма, прозвучал над самым ухом.
— Черт! — встрепенулась Настя. — Что ты подкрадываешься?!
— Ничего… — ответил он, задрал майку и поцеловал ее в живот.
От живота спустился вниз, к джинсам, впившимся в упругий живот, расстегнул верхнюю пуговицу и коснулся губами белой, не тронутой загаром кожи. Настя притянула его к себе и зацеловала в шею — горячую, солнечную, чуть влажную. Она запустила пальцы в его волосы — такие мягкие, пахнущие вкусным шампунем и сигаретами, и все пыталась поцеловать за ухом, отчего ему было щекотно и он вырывался, оттягивала ворот майки и кусала за ключицу, ощущая у себя на спине его правую руку, и на бедрах — левую, и они прижимались все ближе, пока ждать больше стало невыносимо. Одежда разлетелась, и Настя, Настя, никогда не отвлекавшаяся от секса, вдруг почувствовала потребность любоваться на него, упиваться его красотой, понимать его сердцем, а не тем, что между ног, и все слилось — его взгляд, ее чувства, незамысловатые сексуальные движения — все стало единым целым, плотью их еще не возникших отношений.
В ванной Настя долго исследовала свои глаза, вдруг ставшие больше, глубже и ярче. Тело после холодного душа покрылось мурашками и было прекрасно — упругая смуглая кожа, мускулы и аппетитные пухлости в нужных местах. В ней всегда было много женского — пышные бедра, круглая грудь, твердый, но очень сексуальный животик.
Можно ли все это променять на Галю?
Стоп. Она не будет уподобляться одной из тех истеричек, что сначала заманивают мужчину в кровать, а потом приковывают его наручниками к себе и пилят вопросом: «А что дальше?» Может, дальше — ничего. Может, он ей надоест уже через неделю.
Невозможно предугадать.
Если бы она знала, чего ждать от отношений с мужчиной, то запатентовала бы это знание и получала бы огромные дивиденды.
— Ну, я поехала, — сказала она, вернувшись в комнату.
Максим лежал на диване совершенно голый, курил и попивал коньяк.
— Ты охренительно красивая, — заявил он.
— Это ты охренительно красивый, — улыбнулась Настя, сгребла в сумку сигареты, черные очки и зажигалку.
Он подошел к ней, прижал к столу, и все началось снова. Было неудобно, но она почти не замечала этого.
И после вот этого, третьего, раза в голове закрутились уж совсем неприличные вопросы вроде: «А с Галей у тебя так же?»
Надо бежать.
Вместо этого Настя очень быстро напилась, они поставили старый диск «Роллинг Стоунз» — единственное, что не было упаковано в коробки, и устроили танцы.
Выплясывая под «Удовлетворение», Настя сложилась пополам и расхохоталась — все это выглядело, как чистой воды безумие! Настя, в трусах и его майке, Максим в джинсах на голое тело, оба пьяные в лоскуты, где-то там, в Медведково, его ждет жена, Насте, по идее, надо хотя бы открыть сценарий десятисерийного телефильма, а они в таком вот видоне вытанцовывают под старый добрый рок.
Наконец он ее отпустил — они еще долго целовались у порога, и счастливая, хоть и не желающая это признавать, Настя по стеночке пошла домой.
— Драсте, насокольники мне за рубле стопсят… — пробормотала она таксисту и едва сдержала истерический смех.
Хороша, нечего сказать! Как же можно было так напиться?
Рухнув на заднее сиденье — таксист, жмот, все-таки потребовал двести, она согласилась (Настя не удержалась от громкого хохота), увидела свое отражение в окне с двумя сигаретами — оптическая причуда, но она-то решила, что совсем сошла с ума, и прикурила одну сигарету за другой.
В подъезд она в прямом смысле слова заползла, чем страшно ажитировала охранника, который довел ее до квартиры, отпер дверь и держал Настю, пока та выпутывалась из босоножек.
Предчувствия ее одолевали самые нехорошие.
Настя уже с полчаса бродила вокруг телефонов, размышляя — позвонить или не стоит Гарику.
Гарик, ее сосед, жил справа от входа в парк и был каскадером — выполнял трюки на мотоциклах. Кроме того, он был запасным вариантом — Настя обращалась к нему, когда рядом не оказывалось ни одного подходящего мужчины.
Гарику было тридцать, и он был холост, так как не признавал семейную жизнь. У него даже не оказывалось постоянной девушки — если не считать Настю, с которой они так или иначе встречались уже года три-четыре.
Вот прямо сейчас Гарик понадобился Насте для тестового задания: если ей с ним будет хорошо, значит, в Максима она не влюблена.
А в последнем она сильно сомневалась.
Проснувшись на следующий после грехопадения день, Настя кое-как справилась с похмельем, приняла ванну и поняла, что по всему ее телу бегут мурашки — стоит только попробовать на вкус его имя, произнести про себя «Максим». Его пальцы, нежная кожа с тыльной стороны руки, мягкие русые волосы, голубые глаза с желтым ободком, влажные после душа крылья носа, мускулистые щиколотки — все это было с ней, возбуждало практически вкусовые галлюцинации.
Надо убедиться.
К тому же он не звонил.
А Настя в первый раз за много лет вела себя как девочка — девочка не могла позвонить сама, и не потому, что робела, а потому, что там, рядом с телефоном, затаилась Галя.