— В наше время, когда так трудно с финансами, вам, вероятно, очень сложно увеличить ваш капитал? Вы соглашаетесь принимать частные денежные пожертвования?
Мсье Дюпон обрадовался:
— Друг мой, да мы умоляем об этом буквально на коленях! Но наши скромные раскопки никого не привлекают. Людям подавай эффектные результаты! Помимо всего, они еще любят золото — огромное количество золота! Удивительно, говорят они, как это нормальный человек может в нашу эпоху интересоваться битыми черепками!.. А ведь в керамике, если угодно, выражена вся романтика человечества! Узор, форма, обжиг...
Мсье Дюпон увлекся и предостерегал, чтобы мсье Эркюля не сбили с толку псевдоправдоподобные публикации некоего В...! Подтверждал, что поистине преступно неверное датирование в трудах некого Л...! И настоятельно просил помнить о том, сколь безнадежно ненаучна стратификация в работах почтенного Д...! Пуаро торжественно обещал, что его не собьет с толку ни один из трудов сих ученых мужей! Затем он сказал:
— Не могло бы пожертвование суммы, скажем, в пять тысяч фунтов...
Мсье Дюпон перегнулся через стол в возбуждении:
— Вы... вы предлагаете? Нам?! Помочь в исследованиях? Это же великолепно, изумительно! Самое значительное пожертвование из всех, что мы когда-либо получали!
— Я рад, если для вас это помощь..
— О да, souvenir... Мы сможем найти новые образцы керамики!..
— Я хотел бы еще... — перебил археолога Пуаро. — Моя секретарша это очаровательная девушка, вы видели ее сегодня вечером, — было бы преотлично, если бы она могла нас сопровождать!
Мгновение мсье Дюпон казался ошеломленным.
— Что ж, — сказал он наконец, дернув себя за ус, — это возможно. Я посоветуюсь с сыном. С нами поедут мой племянник с женой. Предполагалась вообще-то семейная поездка. Но я переговорю с Жаном...
— Мадмуазель Джейн горячо интересуется керамикой. Древность с детских лет очаровывает ее. Раскопки — мечта всей ее жизни. А кроме того, она замечательно штопает носки и пришивает пуговицы.
— Ценные достоинства!
— Разве нет? Но, позвольте, что вы рассказывали мне о сузских гончарных изделиях?..
Счастливый мсье Дюпон увлеченно продолжал монолог о Сузе Первой и Сузе Второй... Возвратившись в отель, Пуаро застал Джейн в холле.
Она желала доброй ночи Жану Дюпону. Когда они поднимались в лифте, Пуаро сказал:
— Я подыскал для вас интересную работу. Весной вы будете сопровождать Дюпонов в их поездке в Персию. — Джейн ошеломленно глядела на него. — Вам будет официально сделано такое предложение, и вы тотчас согласитесь, выказывая как можно больше восторга!
— Я решительно отказываюсь! Я ни за что не поеду в Персию! Я возвращусь на Мюзвелл-Хилл или отправлюсь в Новую Зеландию с Норманом!
Пуаро нежно подмигнул ей.
— Дитя мое, — сказал он, — до будущего марта еще несколько месяцев. Выразить восторг еще не значит купить билет! Кстати, я говорил сегодня о пожертвовании, но чека не выписал. Между прочим, утром я должен достать для вас руководство или справочник по допотопной керамике Ближнего Востока. Я сказал Дюпону, что вы страстно интересуетесь... керамикой!
Джейн вздохнула.
— Быть вашим секретарем — это не синекура! Что-нибудь еще?
— Да. Я сказал, что вы превосходно штопаете носки и пришиваете пуговицы.
— Представление прикажете устраивать завтра?
— Наверно, да, — сказал Пуаро, — разумеется, если они учтут словечко, которое я за вас замолвил!
В половине одиннадцатого на следующее утро меланхоличный мсье Фурнье вошел в гостиную и тепло пожал руку коротышке-бельгийцу. Он был оживленнее обычного.
— Мсье, — воскликнул он, — я должен вам кое-что сказать. Думаю, я нашел в трубке ту особенность, о которой вы говорили в Лондоне!
— А-а! — произнес Пуаро, просветлев. — Да, — сказал Фурнье, присаживаясь на краешек стула. — Я много размышлял над вашими словами. И опять, и опять повторял себе: «Невозможно, чтобы преступление было совершено тем способом, в который мы поверили». И в конце концов я увидел связь между фразой, которую я повторял, и тем, что вы сказали о найденной трубке!
Пуаро внимательно слушал, но молчал.
— Тогда, в Лондоне, вы сказали: «Почему была найдена трубка, если ее так легко было выбросить в вентилятор?». Теперь, я думаю, у меня есть ответ. «Трубка была найдена, потому что убийца хотел этого».
— Браво! — воскликнул Пуаро.
— Это вы тогда имели в виду? Хорошо, я до этого додумался. Теперь дальше. Я спросил себя: «Почему убийца хотел, чтобы трубку нашли?». И получил ответ: «Потому что трубка не была использована».
— Браво! Браво! Таково и мое мнение!
— Я сказал себе: отравленный дротик-да; но не трубка. Тогда что-то еще было использовано для того, чтоб послать стрелу, — нечто такое, что мужчина или женщина могли бы приложить к губам и чтобы это движение осталось незамеченным. Тут я вспомнил, как вы настаивали на составлении полного перечня вещей, которые были у пассажиров. Мое внимание в списке особо привлекли следующие пункты: у леди Хорбари было два мундштука для сигарет, а на столе перед Дюпонами лежало множество курдских трубок...
Фурнье умолк и поглядел на Пуаро. Пуаро сидел с непроницаемым видом.
— Эти предметы вполне естественно можно было приложить к губам, и никто бы в этом ничего особенного не усмотрел!.. Я прав, не так ли?
Пуаро поколебался, затем сказал:
— Вы на правильном пути; продолжайте. Но не забудьте об осе.
— Осе? — Фурнье казался озадаченным. — Нет, в этом я не последую за вами. Не вижу, при чем здесь оса!
— Не видите? Но я же...
Пуаро прервал телефонный звонок. Он взял трубку.
— Алло!.. А-а, доброе утро. Да, да, я, Эркюль Пуаро. Это мэтр Тибо... — сказал Пуаро тихонько, обращаясь к Фурнье. — Да, да, в самом деле. Очень хорошо. А вы? Мсье Фурнье? Совершенно верно. Приехал. Сейчас здесь. — Пуаро положил трубку на стол. — Мэтр Тибо пытался добраться до вас в сыскной полиции. А там ему сказали, что вы отправились ко мне. Поговорите с ним. Кажется, он взволнован.
Фурнье взял трубку.
— Алло... Фурнье вас слушает... Что?.. Не может быть! В самом деле?