Я молча слушал негодующую женщину. Забавное существо человек. Кирилл выговорил снохе за слова «мы, представители аристократического рода», а сам сказал: «Дворян тут много, но тебя среди них нет». Неужели он забыл, что его отец Алексей никогда не имел титула? Что не существовало на Руси князей Винивитиновых‑Бельских?
Когда‑то мой отец сказал: «Запомни, Ваня, люди наивны и доверчивы. Повторишь пару раз, что ты племянник английской королевы, и народ в конце концов поверит. Распусти сам о себе сплетню, и она зацветет буйным цветом…»
— Но я отвлеклась… Похоже, Надежда все по моему совету Лизке в лицо выложила, а та ее убила. Опыт у нее имеется. Мужа извела, может, и любовника тоже, — повысила голос рассказчица.
Я вздрогнул:
— Полагаете, что Елизавета Матвеевна лишила жизни Семена? Зачем ей так поступать? У нее был другой мужчина? И почему Кирилл крикнул невестке: «Ты мне внука червивого родила, свой долг не исполнила»?
Мария Борисовна оперлась ладонями о стол:
— А вот за этим я вас, Иван Павлович, и позвала. Вы свою семью имеете?
— Не завел пока, — спокойно ответил я, — не очень‑то спешу.
— Можете не продолжать, — перебила меня собеседница, — знаю, почему бобылем живете и к богатым нанимаетесь. Небось квартиры своей нет?
Я на всякий случай кивнул. Вахрушина вскочила:
— У Надежды хорошая двушка — две комнаты, кухня просторная, кладовка, лоджия еще. Район зеленый, магазинов много. Если мне поможете, получите эту квартиру.
Честно говоря, я ожидал каких угодно слов, но не этих. Потому слегка задержался с ответом. Наконец вымолвил:
— Заманчивое предложение… Но я Надежде Васильевне посторонний человек, в завещании не упомянут, и есть прямые наследники — дочери плюс внуки.
Мария Борисовна снова села:
— Нет. У Майи и у Лидии собственные квадратные метры в наличии. А Надина двушка мне завещана.
— Не знаю, как у врача, а у наркоманки большие планы на материнское жилье, — тихо произнес я.
Вахрушина покраснела:
— Обещаю, что отдам вам ключи и документы, оформлю дарственную по закону.
Я решил выразить вполне оправданное удивление:
— И за какие же заслуги я получу столь щедрый презент?
Пожилая женщина навалилась грудью на стол:
— Надя всю жизнь вела записи. В маленьких таких книжечках пометки делала — где была, что купила, как у Винивитиновых дела. Никто, кроме меня, о блокнотиках не знал. Хранила их моя подруга в своей спальне. Где именно, понятия не имею, но они там, в усадьбе. Принеси мне ее заметки за последний год, другие не нужны, и двушка твоя.
Я отметил, что собеседница перешла вдруг со мной на «ты», и начал свою игру:
— Вы правы, надоело мне по чужим углам ютиться. Но прежде, чем я приму ваше предложение, разрешите задать вопрос. Зачем вам блокноты?
— Хочу доказать, что Елизавета убийца. Точно она сначала мужа отравила, а потом Надю извела, — стукнула кулаком по столу хозяйка дома. — Нельзя, чтобы смерть моей подруги ей с рук сошла. У Надежды тайн от меня не было, знаю про Лизкины художества, но доказательств нет. Словам никто не поверит, а написанное — документ!
Я кивал в такт речам женщины. Но на самом деле был с ними не согласен. Составить любой текст несложно, бумага все стерпит. Дневники домработницы, если они, конечно, сохранились, не улика, но в них может найтись масса занимательного.
— Так согласен? — занервничала Мария Борисовна.
— Ну, вероятно… — с загадочным видом протянул я. — Хотя кое‑что в вашем рассказе вызывает у меня недоумение.
— Что?
— Зачем Елизавете Матвеевне убивать мужа? Он ей ничем не мешал. Тихий, интеллигентный человек…
— Ничегошеньки ты не знаешь! — вспылила Вахрушина. — Лизка о деньгах мечтала, а супруг поперек дороги встал, запретил аферу проворачивать. Думаешь, почему? Испугался, вдруг правда наружу вытечет. Пятаков не простой человек, честным путем миллиарды не заполучить, кривыми дорожками Игорь Анатольевич к жирным кускам подбирался и способен на многое. Разве такого можно обмануть? Надюша рассказывала, поругались Винивитиновы под Новый год так, что Семен из дома уехал. Причем дверью шандарахнул, аж стекло вылетело. Ты прав, он тихий был. Первую авантюру стерпел, потому что с отцом спорить не мог, побаивался его. Но со второй историей, придуманной Елизаветой, мириться не пожелал. Из‑за денег доброе имя терять не захотел. После скандала Лизка мужу вслед кулаком погрозила и поспешила отцу с матерью наврать, что Сеня со всеми не ужинал, потому что у него приступ подагры. Лизка всегда родителям лжет, те понятия не имеют, какова их старшая дочь. Да и про выходки младшей не догадываются. А у Анфисы одни мужики на уме, она не совсем нормальная. Наверное, Родион в тетку пошел.
Я поднял руку:
— Мария Борисовна, давайте поступим так. Вы спокойно, по порядку рассказываете мне все, что знаете о Винивитиновых, а я становлюсь вашими ушами и глазами в усадьбе, ищу записи Надежды Васильевны. Вы были сейчас откровенны, я тоже скажу что знаю. Так вот, Людмила Оконцева, дочь Семена от первого брака, подозревает, что ее отца убили. В полицию она не обращалась, у нее нет никаких улик, одни догадки, поэтому она попросила меня поработать в доме и разведать ситуацию.
Вахрушина снова вскочила. Открыла кран, сунула под струю воды чашку, потом сделала большой глоток.
— Люся умная женщина. Я с ней лично не знакома, но Надя всегда говорила: «Миле досталась хватка Кирилла Алексеевича, внучка в деда удалась». Значит, вы не дворецкий? — Пожилая женщина вернулась к вежливому «вы». — Шпион?
— Лучше сказать — детектив, — мягко поправил я. — Ну, заключаем союз? Вы хотите наказать тех, кто имеет отношение к гибели Надежды Васильевны, Людмила ищет убийцу Семена. Вероятно, Елизавета Матвеевна как‑то причастна к обеим смертям и…
— Как‑то? — опять с негодованием перебила меня Мария Борисовна. Отхлебнула из чашки еще и скривилась: — Фу, хлоркой пахнет. Совсем забыла, что в Москве надо фильтром пользоваться. В Италии‑то из трубы почти минералка течет.
— К хорошему быстро привыкаешь, и оно развращает, — процитировал я своего отца. — Чем удобнее и спокойнее живет человек, тем ленивее он делается.
Вахрушина со стуком поставила чашку:
— Вот‑вот! Все детство я слышала подобные речи от своей бабушки. Вы только что произнесли: «Елизавета как‑то причастна к обеим смертям». Но из этой фразы надо убрать «как‑то». Лизка — отличная иллюстрация к словам о развращении хорошим. Сначала она, попробовав богатства, обленилась, затем, когда денежный ручей стал мелким, испугалась. Не хотелось Елизавете после золотых ложек на деревянные переходить, и тут — удача! — приносят ей новый мешок с богатством. Да только Семен не разрешает его взять. И что делать? Либо про обеспеченную жизнь забыть и до смерти по дому экскурсии водить, глупости рассказывать, либо убрать со своего пути мужа…