Если Кроум и его коллеги работали не покладая рук, то Пуаро казался мне ленивым…
Мы все время спорили.
– А что вы от меня хотите, мой друг? Рабочее расследование – полиция справится с этим лучше меня. Вы хотите, чтобы я бегал взад-вперед, как собака?
– Вместо того, чтобы сидеть дома, как… как…
– Как здравомыслящий человек! Моя сила, Гастингс, в голове, а не в ногах! Всякий раз, когда вам кажется, что я бездействую, я размышляю.
– Размышляете?! – вскричал я. – Разве сейчас время для размышлений?!
– Да, тысячу раз – да!
– Но вы уже наизусть знаете факты трех преступлений.
– Я размышляю не над фактами, а над психологией, над умом убийцы.
– Умом убийцы?
– Точно. Когда я узнаю, на что похож убийца, я узнаю, кто он. Что мы знали об убийце после андоверского преступления? Почти ничего. После убийства в Черстоне? Немного больше. Я начинаю видеть не очертания лица и формы, а очертания ума. Ума, который движется и работает. После следующего преступления…
– Пуаро!
Мой друг бесстрастно посмотрел на меня:
– Да, Гастингс, думаю, наверняка последует еще одно. Многое зависит от случая. Интересно, насколько незнакомец окажется удачлив. Удача может отвернуться от него. Но в любом случае после следующего преступления мы будем знать больше. Преступление сильно обнажает преступника. Изменяйте методы, привычки, а ваша душа обнажится поступками. Существуют беспорядочные приметы, – иногда кажется, будто бы не один – два ума работали, но его очертания прояснятся, я узнаю.
– Кто это?
– Нет, Гастингс, я не узнаю его имени и адреса! Я узнаю, что он за человек…
– А потом?
– А потом я отправлюсь… «на рыбалку». – Пока я глядел, сбитый с толку, Пуаро продолжал: – Понимаете, Гастингс, опытный рыбак точно знает, какого червячка какой рыбке предложить. Я предложу верного червячка.
– А потом?
– А потом? А потом? Вы так же несносны, как и прагматик Кроум с его вечным «неужели?». Ладно, а потом он клюнет. Ну, и мы вытащим его на крючке.
– А тем временем люди гибнут и гибнут…
– Три человека. А ведь около… ста двадцати человек гибнет каждую неделю на дорогах, не так ли?
– Это совсем другое.
– Наверное, это то же самое для тех, кто гибнет. Для остальных – родственников, друзей – да, есть разница; но по крайней мере одно меня радует в этом деле.
– Да, все-таки скажите мне что-нибудь радостное.
– Напрасно вы столь саркастичны. Радует то, что нет и тени вины, брошенной на невинного. Жить в атмосфере подозрения – видеть глаза, смотрящие на тебя, сменяющие выражение любви на ненависть… Это отрава, зловоние. Нет, отравление жизни невинного – этого, по крайней мере, мы не можем приписать ABC.
– Вы скоро начнете оправдывать его, – съязвил я.
– Почему бы и нет? Мы и закончим на сочувствии его точке зрения…
– Браво, Пуаро!
– Боже, я поразил вас! Сначала моя инертность, а потом мои взгляды.
Я покачал головой вместо ответа.
– Все равно, – сказал Пуаро, – у меня есть план, который порадует вас, – он активный, а не пассивный. А также он повлечет много разговоров и практически ни одной мысли.
– Какой план? – осторожно спросил я.
– Выжимка из друзей, родственников и слуг всего, что они знают.
– Вы подозреваете, что они утаивают что-то?
– Не преднамеренно. Но рассказ обо всем, что знаешь, всегда подразумевает отбор. Если бы я попросил вас рассказать о вчерашнем дне, вы, возможно, ответили бы: «Я встал в девять, позавтракал в половине десятого, ел яичницу с беконом и кофе, потом я пошел в клуб» – и так далее. Вы бы не включили: «Я сломал ноготь, и его пришлось обрезать. Я позвонил, чтобы принесли воды для бритья. Я пролил немного кофе на скатерть…» Никто не может рассказать всего. Следовательно, они выбирают. Люди выбирают то, что, по их мнению, важно. Но очень часто они думают неправильно!
– И как же нам быть? Как заполучить нужные факты?
– Путем разговоров! Надо обсуждать какое-то событие, или какого-то человека, или какой-то день снова и снова, дополнительные детали всплывут.
– Что за детали?
– Детали, которые я и хочу выяснить. Прошло достаточно времени, чтобы переосмыслить ценности, – то, что в трех случаях убийства нет ни одного факта, за который можно зацепиться, противоречит всем математическим законам. Какое-нибудь тривиальное событие, тривиальное высказывание должно отыскаться, чтобы указать путь! Это все равно что искать иголку в стогу, признаю, но в стогу есть иголка – вот в чем я убежден!
Его слова показались мне туманными.
– Вы не видите? Вы не так находчивы, как простая служанка.
Пуаро передал мне письмо. Оно было написано аккуратным круглым ученическим почерком.
«Уважаемый сэр, надеюсь, вы простите мою смелость написать вам. Я много думала после тех ужасных двух убийств, подобных убийству тетушки. Мы словно находимся в одной лодке. Я видела в газете фотографию молодой леди, то есть я хочу сказать, что это сестра молодой леди, той, что была убита в Бексхилле. Я набралась смелости и написала ей, и сказала, что я поеду в Лондон искать работу, и спросила, могу ли я приехать к ней или к ее матери, так как я сказала, что две головы лучше одной и мне не потребуется большое жалованье, только бы узнать, кто тот дьявол…
Молодая леди очень любезно ответила мне, что поскольку она живет в общежитии, то хорошо бы написать еще и вам. Вот я и пишу, сэр, сказать, что я еду в Лондон, и вот мой адрес.
Надеюсь, что не побеспокоила вас.
С уважением,
Мэри Дроуэр».
– Мэри Дроуэр, – произнес Пуаро, – очень умная девушка.
Он взял еще одно письмо.
– Прочитайте это.
Это была строчка от Франклина Кларка, сообщавшего о том, что он едет в Лондон и позвонит на следующий день, если это удобно.
– Не отчаивайтесь, мой друг, – сказал Пуаро, – действие вот-вот начнется.
Франклин Кларк приехал к нам в три часа дня.