— Может, и обращалась, я не в курсе. Знаете, не всякий человек может признаться даже самому себе, что он не в порядке. Может, она понимала, что с ней происходит, а может, находилась в таком состоянии, когда человек не осознает, что ему требуется помощь. Почему вы об этом спрашиваете?
— Может, она сама решила уйти из жизни? А вы просто случайно выпили этот яд?
Лиза молча кивнула головой, мысленно соглашаясь с этим и без того напрашивавшимся предположением.
— Так где же был этот яд? — Валентина задала вполне законный вопрос, на который не ответить сейчас было бы уже невозможно. Она напряглась в ожидании ответа. — В вине?
— В вине, — ответила Лиза. — Вы пили вино за ужином?
— Да, вы же сами видели бутылку. Я вас еще и раньше спрашивала, где был яд, хотя, признаться, я и так знала, мне в больнице сказали. Просто хотела уточнить из первых, что называется, рук.
— Да, я понимаю. Скажите, вы часто за ужином пили вино?
— Да почти каждый вечер, по бокалу. Соня считала, что это очень полезно для здоровья, для крови. Если вы хотите спросить, не была ли она любительницей выпить, то отвечу категорично — нет! Она пила его скорее как виноградный сок. Любила, конечно, хорошие дорогие вина — Сhateau Latour, Chateau Lafite Rotschild, Chateau Mouton…
— Да вы, я вижу, разбираетесь в винах!
— Вовсе и нет! Просто как-то раз Соня записала мне эти названия на листочке и попросила выучить их наизусть. Чтобы я знала, что покупать. Точно таким же образом я запоминала марки сортов сыра.
— Понятно. Итак. Вы часто за ужином пили красное вино определенных сортов, так?
— Так.
— И кто об этом знал? Это я к тому, что, может, у вас был кто-то в гостях и подарил Соне эту бутылку?
— Вот уж что нет, то нет. Вы можете мне не поверить, но гостей у нас не бывало. Совсем. Единственный человек, кто мог бы заглянуть к нам на минутку, это наша соседка Люба. Она такой человек, как бы сказать… Немного несобранная, что ли. И простая. Очень простая. Вот вы, к примеру, начали бы готовить борщ, если у вас нет капусты и свеклы? А ведь это основные продукты для борща.
— Знаете, я вообще почти не готовлю. — Тут Лиза снова вспомнила Глашу, и глаза ее заблестели. Она подумала о том, как эмоционально, с каким-то даже вдохновением Глафира выпытывала у людей интересующую ее информацию. Этот вопрос про борщ следовало бы задать именно ей. Однако Лиза понимала, к чему клонит Валентина. — Да, конечно, я понимаю. Люба приходила к вам за капустой и свеклой и за многим другим, так?
— Да. Но меня это не раздражало. Напротив, мне было даже приятно перекинуться словечком с симпатичным мне человеком. Соня же, наоборот, никого не хотела у себя видеть. Говорила, что никому не доверяет, и вообще, ее все сейчас в жизни устраивает и она довольна, что вместе с ней живу я, ее родная тетка. Другими словами, Соня была человеком, предпочитающим жить в своей скорлупе, и ни в ком особенно не нуждалась.
— А вы? — спросил Дмитрий, все это время внимательно рассматривавший Валентину.
— Я? Я — обыкновенный человек. Можно сказать, что я — полная противоположность Сонечке. И я скорее экстраверт, в отличие от нее. Мне нравятся люди, я не вижу их такими, какими они — в целой своей массе — представлялись Сонечке. Да, конечно, существуют люди, от которых следует держаться подальше, но важно суметь распознать их, чтобы не впускать в свою жизнь. Вот, кстати, она Андрея иногда называла мерзавцем. Какой же он мерзавец, говорила она. Хотя мы обе понимали, что Андрей не желал ей зла, он — обыкновенный молодой мужчина, который просто по уши влюбился в ничем внешне не примечательную, серенькую Веру. Но это — его жизнь, его чувства, и тут уж ничего не попишешь. Так что я не думаю, что Соня всегда была в этом плане объективной.
— Вы сказали, что вы — экстраверт. И как же вы смогли устроиться вместе с вашей племянницей таким образом, чтобы не страдать самой? Как вы ладили между собой?
— Я приспособилась. Ради Сони. Я понимала, как ей тяжело сейчас, когда она переживает такой психологический кризис. К тому же не забывайте, что я — не местная, как говорится, и у меня здесь, по сути, никого, кроме Сонечки, и не было, а новыми подружками я обзавестись не успела. Да и какие подруги, когда жизнь, а точнее, болезнь так скрутила меня, что я практически не могла выйти из дома? Можно наслаждаться обществом друзей, когда ты вполне здоров. Когда же у тебя все болит и ты понимаешь, что стала неприятна окружающим, от тебя все шарахаются, поскольку, вероятно, у тебя на лбу написано, что тебе нужна помощь…
— Вы серьезно больны? — спросила Лиза.
— У меня артрит коленных суставов.
Лиза почувствовала, как у нее сразу заныли суставы. Она вдруг представила себе, как же тяжело придется этой женщине, потерявшей единственного близкого человека. И куда она теперь собирается отправляться? Что хочет делать? И что это за бред, связанный с отказом от наследства?
— А сколько вам лет, Валя? — спросил Гурьев.
И тут Лиза увидела, как женщина покраснела. На ее пятнистых, в тонких, как светлая паутина, шрамах, оставшихся от ожогов, щеках проступил румянец.
— Да вообще-то я еще молодая… Я 1983 года рождения. Мне всего-то двадцать семь лет. Но выгляжу я, понятное дело, на все пятьдесят.
Лиза поняла, что Гурьев не остановится и непременно соберет все сведения, касающиеся личности Валентины Козельской. Что ж, это правильно. Тем более что все эти разговоры об отказе от наследства могут так и остаться разговорами. Просто она сейчас напугана и сама не знает, что говорит.
Лиза вспомнила, что еще не задала самый главный вопрос.
— Скажите, Валентина, кто знал, что в этом доме есть антиквариат?
— Только те, кто бывал здесь. Думаю, соседка опять же. И, конечно, Андрей. Он приходил сюда, когда у них с Соней был роман. И Сонечка так мечтала, чтобы он поселился здесь.
— Вы же понимаете, что кто-то хотел вас отравить. И вполне возможно, что, пока вы находились без сознания, а квартира была открыта, здесь кто-то побывал и взял что-то ценное.
— Нет, я проверяла, — быстро, не раздумывая, ответила Валентина. — Все на месте.
Лиза подумала: вероятно, в квартире есть тайник, который не заметили ни эксперты, ни следователь, долгое время исследовавшие каждую комнату.
— Что ж, я рада.
Она посмотрела на мужа. Ей показалось, что и он подумал о том же: о сокровищах, спрятанных в этой квартире, о которых знает только Валентина. Что ж, она — родная тетя Сони, а потому имеет больше прав, чем кто-либо другой, на все эти сокровища. А что это нечто весьма ценное, подтверждает тот факт, что на деньги от продажи одной из наследственных старинных вещей Соня в свое время купила два ювелирных магазина.
— Я понимаю, о чем вы сейчас подумали, — внезапно произнесла Валентина и даже поднялась со своего места. — Посидите тут, а я принесу и покажу вам то, из-за чего я, собственно говоря, так волновалась и даже сбежала из больницы.