— Женечка, поди сюда! — звала повариха Женю из столовой и уводила ее из зала, где сидели и обедали за столами отдыхающие (щи, гороховое пюре, котлеты, компот из вишни), уводила куда-то в глубь кухни, туда, куда никого не пускают, и кормила ее там, принцессу, или блинами, или ватрушками с творогом, всем тем, что им подадут еще только к полднику. И за что ее так любили?
Вот и во сне она приходила с каким-нибудь пончиком в руке и смотрела на Соню презрительно, фыркала, говорила, что ее на кухню никогда не пустят, что тетя Таня (или Валя, или Маня — словом, повариха) любит только ее, Женю. Что она — принцесса.
Дурацкий сон, не имеющий ничего общего с теми чувствами к сестре, которые она испытывала, уже став взрослой. Как бы ей хотелось иметь родную сестру, родного человечка, который шел бы с ней рука об руку всю жизнь! Соня приобрела бы еще два магазина, Женя бы ей помогла, они бы по-сестрински поделили все сокровища, доставшиеся им от бабушки. Но Женечки не было. Как не было ее лица, которое съели раки или рыбы.
Бабушка говорила, что Женечка уже ничего не чувствовала, что она тогда, под водой, не дышала и была мертва, когда они ее ели.
Бабушка в церкви молилась за упокой души Евгении и Марии Козельских. Зятя своего она не любила, даже после его смерти не могла вспомнить о нем, по ее словам, ничего хорошего. Кобель — он и есть кобель. И редко ставила свечку, когда вспоминала свою дочь Валентину. Кошка — она и есть кошка.
— А если бы я влюбилась и сбежала из дома, ты бы и меня не любила? — спрашивала бабушку Соня, когда чувствовала, что настроение у бабушки прекрасное и она полна нежных чувств к внучке.
— Ты бы из дома никогда не сбежала и о своем кавалере мне все рассказала бы. Ты — не такая. А Валя — другая. — И бабушка хмурила брови.
…За завтраком ей пришла в голову гениальная, на ее взгляд, идея.
— Валя, послушай, ведь у меня ювелирный магазин. И яд можно положить куда-нибудь, в перстень к примеру. Или в кулон! Сейчас есть такие яды, их не обязательно подмешивать в питье или еду. Вот, к примеру, я недавно прочитала, что ядом можно даже протереть телефон жертвы. Берет эта Вера свой телефон, подносит к уху, дышит этим ядом — и готово!
— Такой яд есть? — покачала головой Валентина, раскладывая яичницу по тарелкам. — Вот только где бы его раздобыть? И еще. Надо все хорошенько продумать. Ведь они всегда вместе, и этой трубкой может воспользоваться Андрей.
— Да, конечно, надо все обдумать, это я просто так, для примера говорю. Или капнуть яд в лужу, по которой будет проезжать машина жертвы, хлюп — и все: все, кто ехал в машине, — покойнички!
Валентина смерила ее неодобрительным взглядом:
— Ты только это… не очень увлекайся такими планами, а то свихнешься еще… Все-таки мы говорим о смерти, понимаешь? А смерть — это… смерть. Серьезная штука.
— Ты что, боишься меня?
— Я же здесь, с тобой, живу. Ты меня вот о сулеме как-то спросила, я прочитала — опасный яд! Страшновато как-то мне стало. Конечно, я тоже думаю о том, что ты мне сказала, ищу надежный вариант, но не надо забывать об опасности.
— Боишься, что я тебя отравлю? — Соня сказала это весело, даже чересчур весело, так, что ей самой вдруг стало не по себе. Резанула мысль, что она открылась человеку, которого практически не знает. Ее как водой ледяной окатило! Но это состояние длилось совсем недолго. Оно уступило место покою. Она хотела покоя, и она его получила. Или сама себе его придумала?
Сулема у нее была. От бабушки осталась. Сколько раз, прибираясь в аптечном шкафчике, Лидия Сергеевна, вертя склянку в руках, тихонько приговаривала:
— Вот, смотри, Сонечка… Волшебное средство! Ты даже представить себе не можешь, сколько проблем можно решить с помощью сулемы. Негодяев наказать, сволочей извести… Да только не могу я, хотя и знаю, что некоторые просто не имеют права жить на земле. Но не могу я перешагнуть грань, не могу, чувствую, что есть загробная жизнь, где придется за все ответить, а еще я знаю, что за мои грехи ответит мое потомство. А это значит — твои детки, и внуки, и так далее… Многое я о людях знаю, и о грехах их больших — тоже. Да только моя мать тоже была не без греха. Думаешь, ее хозяйка, Северова эта, на самом деле подарила ей все эти золотые вещи? Они в свое время куплены были у одной французской шельмы, больших денег они стоят…
Соня однажды, услышав об этом в первый раз, по наивности и непосредственности своей спросила:
— Она украла их, что ли, бабушка?
На что Лидия Сергеевна ответила ей долгим убийственным взглядом. Из чего Соня поняла, что не все вопросы можно задавать, да и ответы иногда бывают без слов, но очень понятные.
Получалось, что прабабка Сони — воровка, а никакая не кухарка. Хотя, вероятно, одно другому не мешало. Это уже потом, когда Соня подросла, она стала задавать себе подобные вопросы. Вот если, к примеру, ее прабабка, Наталия Козельская, обокрала Северову, то почему же ее не искала полиция? Или все же ее искали, да не нашли? Или же у Северовой было столько разных табакерок и других золотых и драгоценных вещиц, что она им и счет уже потеряла, а потому, желая избежать того, что вся ее личная жизнь, протекавшая на глазах у ее болтливой кухарки, станет достоянием ее поклонников, она предпочла не обращаться в полицию?
Рассуждая таким образом, Соня все же в большей степени склонялась к той версии, что прабабку ее просто не поймали, поскольку в то время вряд ли известную актрису волновали такие мелочи, как чьи-то сплетни. Что Наталья Козельская, ограбив свою благодетельницу (хотя кто знает, как относилась певица к своей кухарке, может, она была груба с ней и даже поколачивала ее?), исчезла. Как сквозь землю провалилась. Спустя несколько лет она объявилась в Саратове, но уже в качестве генеральской жены. Родила одного ребенка — дочь, которую назвала Лидией.
— Знаешь, я думаю, что все это надо проделать не у нас дома, конечно. А проникнуть каким-то образом в квартиру Веры, причем сделать это можешь только ты, к примеру, в качестве домработницы или медсестры, да мало ли кого, — осенило Соню. Она допивала чай и, вместо того чтобы смотреть в глаза Валентине, разглядывала дно чашки. — Они же тебя в лицо не знают! Придешь к ним, причем изменишь свою внешность, и предложишь свои услуги. Словом, это уже дело техники. Главное — проникнуть к ним в дом. Или же… — Тут лицо ее просияло. — Умудриться попасть в офис, где сидит Вера, и подмешать сулему в ее чай или кофе! Все это надо обдумать. Да, кстати, эта дура любит пить остывший кофе. Так что можно будет без труда…
— Значит, ты считаешь, что это должна сделать я? — убитым голосом проговорила Валентина.
— А ты хочешь, чтобы я наняла киллера? Ты же обещала мне помочь!
— Хорошо-хорошо, я не отказываюсь. Просто мне тоже страшновато. Не хочется же сидеть в тюрьме.
— А ты и не сядешь! Говорю же, мы все хорошенько обдумаем! Главное — сделать все по-умному.
Через неделю Валентина под видом женщины, желающей устроиться на работу в компанию «Клец и К°» (понимая, что ее могут узнать — она ведь однажды приходила сюда к Соне, — она надела темные очки и повязала голову шелковым платком), пришла в офис, где работала Вера, обманным путем проникла в ее кабинет и растворила сулему в чашке с холодным кофе. Однако, судя по тому, что Вера осталась жива, к этому кофе она не притронулась. Возможно, ее спасла добросовестная секретарша, следившая за чистотой и вовремя выплеснувшая кофе из чашки, чтобы вымыть ее.