Первые годы их брака они снимали комнату на Цветном бульваре, в старом желтом доме с грязноватыми потеками под крышей, вонючими внутренними дворами с живописными помойками. Когда же на свет появилась Оля (Людмила к тому времени уже успела дважды сняться в кино, где играла главные роли — невесту бандита, ловко маскировавшегося под следователя прокуратуры, и молодую жену лесника, борющегося с браконьерами), перебрались в доставшуюся Григорию от бабки двухкомнатную квартиру на Спортивной, рядом с Новодевичьим монастырем. Григорий работал в строительной фирме, прилично, как ему казалось, зарабатывал, Людмила же все свои гонорары откладывала на трехкомнатную квартиру. Тогда это им, еще молодым и полным сил, казалось самым важным — расширить пространство и переселиться поближе к центру. Именно в это время, когда Людмила была особенно хороша и светилась, казалось, любовью к ней миллионов мужчин, ревность Григория жгла его особенно сильно, почти невыносимо, но и в этой своей боли он все еще находил прелесть обладания красивой и желаемой многими мужчинами женой.
После родов решено было взять няню, поскольку предложения сниматься в кино следовали одно за другим и отказываться от работы было просто глупо. И так получилось, что место жены в доме заняла молоденькая хохлушка Танечка, которая и за ребенком присматривала, и обед готовила, и прибиралась в доме, а спустя пару месяцев стала любовницей Григория. Как же она отличалась от Людмилы! Конечно, она была не так красива, но сносно привлекательна. Если Людмила была высокой стройной шатенкой с золотистыми глазами и сумасшедшим носиком-уточкой, который просто завораживал и делал ее лицо особенно нежным и беззащитно-трогательным, то Татьяна имела круглое румяное лицо, крупные, как у коровы, черные глаза, прямой невзрачный нос и тонкие губы. Крашеные желтые волосы, постриженные под каре, были прямые и блестящие. Невысокая, с широкими бедрами и низкой талией, она тем не менее считала себя невероятной красавицей, а потому голову держала высоко, задрав подбородок, и грудь выпячивала так, что автоматически прибавлялась пара размеров, да и речь у нее была уверенной, как у людей, которые даже под страхом смерти не признаются в том, что на самом деле они все о себе знают и вполне адекватно себя оценивают.
Словом, близость с хозяином, то есть с Григорием, подняла Татьяну в собственных глазах довольно высоко, а потому ей ничего не оставалось, как возомнить себя его любимой женщиной. Ей и в голову не могло прийти, что ее используют по всем пунктам ее женского естества, довольно скромно оценивая ее роль в жизни этой семьи и жизни лично Григория.
Не заметить этот роман было невозможно, и вот в один не прекрасный день Людмила сказала мужу, что догадывается о его связи с няней (тем более что ей всячески стараются подкинуть доказательства; так, к примеру, Татьяна, дура, уже в который раз оставляет в кармане ее, Людмилиного, халата использованные презервативы и трусики).
— Гриша, я все, конечно, понимаю. Но я-то тебе не изменяю, я работаю как лошадь. И ты прекрасно знал, что женишься на актрисе. Если тебе уж так тяжело в течение длительного времени находиться без женщины, то найди себе другую жену, которая поджидала бы тебя дома с борщами и при твоем появлении, еще в прихожей, снимала трусы. Но запомни, дочь я тебе не отдам, она моя, и скорее она будет ездить со мной на съемки, чем я позволю отдать ее на воспитание такой вот украинской шлюхе.
Григорий тогда страшно испугался. Он, тихо и подло изменяя жене, все же надеялся сохранить свою связь в тайне и уж никак не собирался разводиться с женой, нарушать привычный жизненный уклад и тем более расставаться с дочерью! Как же ему удобно было и с Таней, и с Людой, он, пригретый обеими женщинами, намеревался и дальше жить так же, уверенный в своей безнаказанности. Однако он ошибся, полагая, что Татьяна, эта хитрая хохлушка, тщательно прокладывавшая себе путь в благополучное замужество, ограничится ролью няни-любовницы. Она, оказывается, действовала. Подкладывала улики в хозяйский халат, как мины замедленного действия. И ждала скорейшей развязки. Как поведет себя хозяйка? Что наговорит хозяину? Хлопнет дверью и уйдет, оставив ему квартиру? Мол, забирай себе все, мне ничего не надо, я и сама себе заработаю! Главное, чтобы дочку не оставила. Что ей делать здесь, девчонке — маленькой копии Людмилы, в этом медовом раю, когда она и сама может народить Григорию двоих, а то и троих детишек?
Как же она старалась заменить ему жену, эта Таня. Какие супы и пельмени готовила, какие пекла пироги! А как ухаживала за ним, когда он болел? Разве что рядом не лежала, чтобы забрать часть высокой температуры, впитать в себя все вирусы!
Пожалуй, она вела себя как влюбленная женщина. Хотя что мешает и стерве прикинуться влюбленной по уши дурой?
Григорий покаялся перед женой и очень быстро, скомкав тяжелый разговор с любовницей, превратив его в жалкое подобие объяснения, как-то чрезвычайно легко разорвал с ней отношения. Причем зарплату выдал прямо у двери, стараясь не смотреть ей (еще недавно такой близкой и дорогой, чего уж там!) в глаза. Дверью она хлопнула так, что звук эхом отдался где-то на верхних этажах подъезда.
Людмила же, проглотив это предательство и найдя в себе силы простить мужа, приняла на работу другую няню, причем не старую и страшную, как можно было бы ожидать в данной ситуации, а молоденькую и страшно исполнительную девушку Надю. Из чего Григорий сделал вывод, что жена не особенно все-таки им дорожит, потому что предполагать, что она после всего случившегося станет доверять ему, было бы нелепо.
Однако с Надей романа не было, и слава богу. Григорий все эти годы, что за ним по-хозяйски присматривала Надя, был ухожен, сыт и с удовольствием следил за карьерой своей жены. Он уже привык к тому, что его все реже и реже приглашают на презентации ее фильмов, не сопровождал он жену и на телевизионные шоу, как это делали мужья других актрис. Нет, он жил своей, немного обособленной и очень семейной жизнью, понимая, что занимает в жизни жены далеко не первое место. Однако он чувствовал, что Людмила так же, как и он, дорожит своей семьей и, пусть видимым, покоем и комфортом. Она не раз говорила ему, что знание того, что дома ее ждут сытые и здоровые муж и дочь, придает ей сил и она может спокойно работать. Ей, как любой нормальной женщине творческой профессии, были нужны няньки, люди, которые выполняли бы за нее дома всю грязную работу, готовили еду, следили, чтобы все ходили чистыми и ухоженными, и не приходилось прилагать к этому никаких усилий. В сущности, это было правильно, если не считать того, что Григорий с каждым годом все больше чувствовал себя той самой нянькой, но никак не любимым мужем. К тому же, хоть между ними и было принято, что он доверяет жене и что не верит сплетням о ее романах (как правило, романы сочинялись журналистами и представляли собой спроецированные в реальную жизнь любовные истории из фильмов, в которых снималась Людмила Дунай), на самом же деле он понимал, что его обманывают, что Людмила изменяет ему если не с режиссером, то с актером, а может, и оператором или осветителем…
В тяжелые минуты одиночества, когда ему хотелось женского тепла и ласки, он готов был уже звонить каким-то своим знакомым из «бывших», но всякий раз, представив себе, куда могут завести их отношения, отказывался от этой затеи. Он слишком дорожил домом, налаженным бытом и душевным состоянием маленькой Оли, любимой и единственной дочери.