Мог этот голос принадлежать красавице в накинутом на плечи белом халате?
Черт его знает, наверное, мог.
– Мы проводили эксперименты, и Владимир Дмитриевич хотел взглянуть на результаты, – объясняла сотрудница, отвечая на невысказанные Ларисины вопросы.
– В выходные проводили? – не сдержалась Лариса, не скрывая злости.
– Да, – тихо ответила Колыбанова. – Это химические опыты, и не всегда можно точно определить, когда результат будет достигнут. Вчера мне показалось, что получилось то, чего мы ждали. И я позвонила Владимиру Дмитриевичу.
Злость на незнакомку переполняла Ларису, но на этот раз она сдержалась.
– Как это… произошло?
– Я не видела. Нам в лабораторию позвонили из пункта охраны, но охранники тоже ничего толком не видели. Машина вашего мужа столкнулась с «Вольво». Обе машины были сильно покорежены. Обоих водителей увезли «Скорые». С вашим мужем поехала я.
– А пораньше вы не могли мне позвонить? – спросила Лариса. – Я всю ночь не спала.
– Не могла. Извините. Не знала вашего номера. Узнала и позвонила.
Эта Колыбанова говорила все так же тихо и устало, и Лариса отчетливо поняла, что авария с ее, Ларисиным, мужем, является для нее настоящим горем.
А с какой, собственно, стати?
Владимир ее муж, и никто не должен по нему страдать, кроме нее, Ларисы.
– Я узнала ваш телефон от Лукина, это заместитель Владимира Дмитриевича.
Про Лукина Лариса слышала, еще когда Владимир надоедал ей разговорами о своем дурацком заводе.
С кем же она сейчас разговаривает? Неужели все-таки с красоткой из больницы?
Лариса натянуто поблагодарила женщину, положила трубку и уставилась в стену, на которой висел скромный пейзажик: несколько деревьев на фоне вечереющего неба. Пейзаж Лариса купила несколько лет назад за сущие копейки у молодого парня, продающего свои картины у входа на ВДНХ. Впрочем, сейчас ВДНХ называется как-то по-другому, Лариса никак не могла запомнить новое название.
Она шла на выставку оборудования, где должна была делать доклад, времени у нее было навалом, потому что приезжала Лариса на любую встречу заблаговременно, а уж на собственный доклад тем более. На картины, выставленные плохо одетыми молодыми людьми, она внимания не обращала, пока не замерла около этого неприметного шедевра.
На доклад она явилась с картиной под мышкой.
Сейчас пейзаж висел криво. Нужно было поправить, но Лариса не стала.
Если женщина с усталым голосом, для которой Владимир является не просто сослуживцем, та самая красотка у окна, то ее, Ларисины, дела совсем плохи.
И не только потому, что она гораздо красивее Ларисы и заметно моложе, и даже не потому, что с ней он может разговаривать о работе, и ей эти разговоры будут интересны, и она никогда его не оборвет.
Было что-то такое в этой женщине, что вселяло уверенность: она никогда не станет ему изменять. Не только ему, любому.
Не станет лгать, строить козни.
Не станет выбивать себе должность всеми доступными и недоступными способами.
Лариса опять потянулась к телефону и вызвала такси.
Женщины в коридоре больницы не оказалось.
Лариса толкнула дверь палаты, подвинула себе стоящий у стены стул, села и стала вглядываться в безжизненное лицо мужа.
Ей больше всего на свете хотелось, чтобы он открыл глаза, прошептал ей, что она очень ему нужна. Больше любых красоток.
Потому что, кроме него, Лариса не нужна никому. Только родителям, но это не в счет.
Ракитину она точно не нужна.
Выходные у Дениса давно проходили по само собой сложившейся схеме: по субботам он или работал, или бездельничал, а по воскресеньям шел в прачечную и в ближайший супермаркет за продуктами на неделю.
Сегодняшнее воскресенье отличалось от прошлых только тем, что Ракитин не знал, чем себя занять. То есть в прачечную он наведался и за продуктами тоже, а вот дальше привычное течение дня было нарушено: не хотелось ему ни с книжкой валяться, ни фильмы смотреть. Ему хотелось позвонить Насте, но он не догадался спросить ее телефона.
Вчерашний разговор с симпатичным участковым Воробьевым Ракитина почти успокоил, то есть разгуливающий на свободе грабитель или кто-там-еще – это очень опасно и страшно, но лучше, чем человек, охотившийся за ней лично.
Вчерашние снимки, сделанные из окна подъезда, Ракитин начал разглядывать просто потому, что во всем любил порядок и не любил незаконченных дел. Через полчаса он выключил компьютер, торопливо оделся и пешком направился к Настиному дому, благо идти было недалеко, всего минут сорок.
В уже знакомом дворе было пусто, окна ее не светились. Ракитин потоптался под холодным ветром, зашел в подъезд вслед за какой-то не вполне трезвой парочкой, поднялся на второй этаж и стал терпеливо ждать, уговаривая себя, что она обязательно приедет, хотя бы для того, чтобы переодеться перед работой.
За городом было хорошо, темный лес навевал спокойствие, и даже вчерашнее происшествие, хоть и вызывало противный холод в груди, перестало казаться таким жутким, как вчера.
Настя с удовольствием поехала бы домой на электричке, но дядя настоял, вызвал ей такси и заранее расплатился с водителем.
Надо было ехать домой, там осталась куча дел, стирка например, но Настя поехала к бабушке. Любопытство пересилило.
– Бабуль, – с порога заявила она, – дядя Лева был женат?
– Что с тобой, Настюша? – улыбнулась бабушка. – Ты разве не знаешь?
– Я не тетю Лилю имею в виду, – целуя ее, засмеялась Настя. – Раньше, до тети Лили, он был женат?
– Был, – не сразу ответила бабушка. – Ужинать будешь? Я как раз сегодня котлет наделала, давай пожарю?
– Нет. Ужинать не хочу. А кто была его жена?
– Пойдем, – бабушка отправилась на кухню и загремела чайником.
Усевшись за стол, Настя привычно поразилась безукоризненной чистоте бабушкиной квартиры. Она всегда выглядела так, будто бабушка ежеминутно ждала гостей. У самой Насти так не получалось, всегда оставалась то кастрюля на плите, то немытая чашка в раковине, то еще что-нибудь не на месте.
– Почему тебя это вдруг заинтересовало?
– Я всегда считала, что знаю о вас все, и вдруг оказывается, что у дядь Левы была жена, о которой никто никогда даже не упоминал. Что за тайна?
– Никакой особой тайны нет, – неохотно возразила бабушка, накрывая стол к чаю. – Но и хорошего мало. Жалко, я не знала, что ты придешь, пирог бы испекла.
– Бабушка! Рассказывай!
– Этот брак был обречен с самого начала. – Бабушка налила в чашки крепкий, как любила Настя, чай и наконец села за стол. – Лев и Аля были очень разные.