Девушка ушла, тихо хлопнув дверью, и он, сам не зная зачем, бросил недокуренную сигарету и метнулся к кабинету. Наспех натянул плащ, запер дверь, подергал зачем-то ручку, как будто замок мог открыться, и направился к лестнице.
Идущий сверху лифт остановился: видно, кто-то вызвал его, а ждать не стал или уехал на другом. В открывшихся дверях стояла ожившая статуя, и он испугался, что она решит, будто кабину вызвал он. Будто он не способен спуститься пешком с четвертого этажа, как дряхлый дед.
Ракитин быстро прошел мимо открытой кабины и побежал вниз по лестнице.
Он направлялся к автомобильной стоянке, замешкавшись в темном, еще плохо знакомом дворе, когда она обогнала его, прошла через калитку окружавшего здание металлического забора, и он зачем-то стал смотреть ей вслед.
Она подошла к трамвайной остановке, расположенной всего в нескольких шагах от института, посмотрела налево, высматривая трамвай, постояла несколько мгновений и, решившись, побрела к метро, сунув руки в карманы куртки.
Потом Ракитин удивлялся, что заметил тронувшуюся за ней неприметную машину. Девушка шла медленно, и машина ехала медленно, Ракитину все это отчего-то очень не понравилось, и он сам не осознал, зачем пошел к не нужному ему метро, не выпуская ее из виду.
Ехать ей оказалось всего ничего, одну остановку.
Он стоял рядом с ней в полупустом вагоне, но она его не замечала, и это отчего-то его задело.
Девушка вышла наверх с редкой толпой пассажиров, когда он, решившись и ругая себя за это, догнал ее, осторожно тронул за рукав и буркнул:
– Я вас провожу.
Настя увидела рядом с собой давешнего мужика и чуть не брякнула как дура: «Здравствуйте». К счастью, вовремя остановилась.
– Зачем? – без улыбки спросила она.
Несмеяна, подумалось Ракитину. Когда-то в детстве бабушка читала ему сказку про Несмеяну. Он не предполагал, что когда-нибудь вспомнит это забытое слово.
– Поздно уже, – объяснил он. – Темно. Я вас провожу.
– Спасибо, – отказалась она. – Мне недалеко. И иду я по освещенной улице.
– Я вас провожу, – повторил он и стал смотреть мимо нее, ожидая, когда она сдвинется с места.
– Н-ну… спасибо, – сдалась она наконец, пожала плечами и, не оглядываясь, зашагала по действительно ярко освещенной улице.
Девушка не обманула, она и в самом деле жила совсем рядом с метро.
– Я пришла, – Настя остановилась и кивнула на дверь подъезда. – Спасибо.
Несмеяна. Ожившая статуя.
Подъезд оказался освещенным. Безопасным. Так ехала за ней темная машина или ему померещилось?
– Я провожу вас до двери.
– Ну это уже лишнее, – отрезала она. – Извините. И еще раз спасибо.
Была машина или ему показалось?
– Вы… одна живете? – Она решит, что я спятил, запоздало ужаснулся Ракитин.
– У меня… гражданский муж, – отчиталась она после некоторой заминки и, резко повернувшись, скрылась за темной дверью.
Про гражданского мужа говорить было нельзя, это прозвучало глупо и пошло. Впрочем, какое ей дело до незнакомого мужика из курилки? Пусть думает что хочет. Даже, что она круглая дура.
Ракитин терпеть не мог «гражданские» браки. Гражданским считался брак его родителей, он был зарегистрирован в загсе и не освящен церковью, и никаких других «гражданских» браков Ракитин не признавал. А она явно имеет в виду другое.
Его раздражало, когда правильное понятие подменяли неправильным. Но сейчас он чувствовал раздражение по другому поводу: она живет с каким-то мужчиной. Впрочем, какое ему до этого дело?
Он еще постоял и отправился назад к метро, к институту и к собственной машине.
Киллер, проводив взглядом темную фигуру, поднялся с деревянной лавочки, в последний раз посмотрел на только что зажегшиеся окна жертвы, бросил окурок в стоявшую рядом урну и не торопясь пошел вдоль длинного дома. Впрочем, пока он еще никого не убил, киллером ему только предстояло стать.
А пока он был самым обычным человеком.
Нет, не обычным. Он отчего-то почти не помнил об этом и, вспоминая, каждый раз удивлялся, словно не мог до конца поверить в то, что с ним случилось.
Достав на ходу очередную сигарету, он остановился, прикуривая, и сразу же зашагал дальше, отметив, что почти не нервничает. Как будто знает, что все будет хорошо.
Подходя к собственной машине, он еле слышно выругался. Нечего заниматься самоанализом, нужно думать о деле.
О том, например, что он висит на крючке у Заказчика так прочно, что нет никакой возможности сорваться с этого крючка. И даже если он сделает то, что от него требуется, то есть устроит этой девчонке несчастный случай, для него самого это может означать только отсрочку.
Он не верил, что Заказчик отпустит его на все четыре стороны.
Конечно, не отпустит.
«Думай, – приказал он себе. – Думай, и решение придет».
Звонок телефона Настя услышала, еще отпирая дверь, и еле успела схватить трубку.
– Настюша, ну что так поздно? – облегченно вздохнул Боря. – Я уже изнервничался весь.
– Справку по проектам составляла, – с трудом стягивая одной рукой куртку, объяснила Настя. – Справка понадобилась к завтрашнему утру.
– Ну и что? – возмутился он. – Пусть еще кто-нибудь сделает!
– Да некому больше, ты же знаешь.
– Это не твоя головная боль. Нужно было отказаться! Нечего одной по улицам болтаться, вон темень какая.
– Ладно, Борь, – Настя наконец-то сняла куртку и повесила на вешалку. – Я уже пришла, что теперь говорить.
– В следующий раз не задерживайся, – велел он. – Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, – удивилась Настя. – У нас ты больной, а не я.
– По такой погоде простудиться проще простого.
– Как ты, Борь? Температура есть?
– Температуры нет, – вздохнул он. – А самочувствие ужасное. Голова болит, горло саднит. Да ты еще куда-то запропастилась.
– Поправляйся, Боренька.
– Настя, – он понизил голос. Вероятно, чтобы мать не услышала, – я уже соскучился.
– Ну так приехал бы, – брякнула она. – Болеть и здесь можно.
– На-астя, – строго упрекнул он. – Ну что ты говоришь? Ну куда я поеду? Я ног не таскаю.
– Поправляйся, Боренька.
Почему-то ей было неприятно слушать про его беспомощность. Ей казалось, что незнакомый мужчина, ни с того ни с сего проводивший ее до дома, никогда не стал бы так отчаянно жаловаться.
– Целую тебя, родная.